Сестричка столько дорог передо мной. В голове никак не уляжеца. И постояно у меня вопросы. Утром дети играли в коридоре. Маленький Джимми возит машинку по плитке до двери. Потом толкает ее от двери. И снова. Малютка Дэйзи катаит мячи по двум ступенькам. Поднимаит и катаит. Я вытираю пыль со всех рамочек с фоток которые на стене. Эти фотки Лапушка рядом с деревом Лапушка на диване Лапушка посылаит воздушный поцелуй у Лапушка испуганый вид и топорщит пальцы. Дети и душой и телом в игре. Мне такбы тоже хотелось когда я вытирала рамки. Сколько я ище здесь останусь? Большой дом и хороший дом. Но одна комната будет больше дома если она твоя.
Мама говорила мы всево лишь женщины што уж тут поделать. Если бы она рядом была я знаю штобы она сказала очень хорошо знаю. Но я не такая как она. Не хочу ждать. Не хочу страдать. Она неправа. Много разных дорог. Она зделала коешто только в конце. Она которая думала што все пути для нее закрыты. Она выбрала запретный.
Прости меня сестричка я должна тебе расказатъ тайну которую так долго держала внутри.
Ты помнишь в нашем доме кладовку у которой была жестяная крыша и стены из бамбука таково сплюснутово какбутто ево стиснули в об'ятъях? Конечно, как же ты забудишь? Вот там ие и нашла тетя Мамтаз. Я вижу тот день как сичас. Небо красное с лиловым бутто нам на плечи легло. Мы тогда в тот год очень долго дождя ждали. У меня были туфли черные кожаные они сияли как бляшка на ремне. Я те туфли обожала. Мама сказала што они выходные но я из них не вылезала. Я везде в них ходила и постоя-но на них вниз смотрела. Каждый шаг и я наклонялась и вытирала с них пыль. Потом я начала играть с курами и забыла про туфли. Я хотела, штобы курицы взлетели но им было так жарко они растолстели и разленились. Легче заставить кастрюлю расправить крылья. Потом тогда я начала их пинать и увидела потом што мои туфли все в царапинах. Я присела и поплевала на кожу. Потом я увидела ее. На маме было ее сари из Дакки. Я хотела к ней подбежать и крикнуть мама привет куда ты идеш? Но я испугалась за туфли. Если она их увидит, то у меня ззади появятса красные полосочки.
Я пошла за ней но штобы она меня не видела. Она шла очень быстро и не смотрела по сторонам только гледела перед собой. Мы прошли мимо дома Мамтаз. Я ище помню што потерла туфлем об стенку. Я хотела штобы на бок налипла глина. Я думала што так не будет слишком страшно выгледеть носок. Мама прошла мимо кухни. Там никово не было. Она пошла в кладовую. Одну две секунды я стояла снаружи.
Потом я пошла внутрь и стала за калши они такие высокие почти до потолка. Помниш эти калши[88] какие они красивые на каждом по цветочку?
И я как разбойница пришла туда украсть ее секрет.
Она взяла гарпун и попробовала ево пальцем. Она взяла ище один и поставила на место. И потом третий и осталась довольна. Отодвинула саки с рисом и всхлипнула но по сторонам не посмотрела. А там ище сак с нутом но может я не разгледела потому што был слабый свет и я туда больше не ходила.
Мне кажетса што может мама не собиралась никуда может ктото собиралса в тот день в гости к нам и поэтому она нарядилась. Я не знаю почему но я тогда убежала. Потому што она не огледелась по сторонам? Потому што мне стало скушно? Я пошла обратно к курам или искать тебя. Я не помню. Но я тогда от нее убежала.
Да простит ие Аллах. Она ушла сама.
Да будет Аллах к ней милостив. Она не видела другово выхода.
Сестричка я сижу в своей комнате с электрическим светом пишу тебе и прошу Ево осветить мое серце штобы я увидела куда мне можно пойти.
Глава двадцатая
Бумага бледно-голубая, легкая, как дыхание ребенка. Силуэтом под письмом проступают пальцы. Назнин выпрямила ладонь. Края письма приподнялись, лист слегка свернулся. Она, не дыша, смотрела, как колышется письмо. Так с замиранием сердца смотрят на невесомую бабочку, прилетевшую в этот мир ниоткуда и исчезающую в никуда.
Назнин сложила лист. Деваться некуда. Сложила еще раз, потом еще и еще, плотно проводя пальцами по сгибам. И затолкала в кулиску для шнурка на нижней юбке, в то место, где закладываются складки сари.
Самолет завтра, но она не полетит. Открыла ящик, вытащила стопку жилеток и трусиков Биби, положила в чемодан. Из комода достала охапку салвар камизов и положила сверху. Так не пойдет. Стала на колени и начала извлекать металлические вешалки. Заглянула под письменные столы на полки. Книги попадали, лежат неровно, корешки у них обтрепались от ног. Посмотрела на обои, стыдливо отпрянувшие от стены. Их невозможно приклеить на место. Их надо отодрать и оклеить стены заново. Три, четыре, пять, шесть свернутых камизов. Что еще надо уложить?
Назнин встала к столу Шаханы. Треснутая кружка с картинкой: дом с соломенной крышей, мышка в штанишках прислонилась к стойке у ворот. Такой рисуют Англию. Возле двери розы. Назнин не видела этой Англии, и ей пришла в голову праздная мысль: теперь увидит.
В кружке ручки, обглоданная линейка, заколки и два тюбика помады. Назнин открыла один, и помада вылезла, довольно хлюпнув. Цвет ее на запястье выглядит как запекшаяся кровь. Назнин представила себе, как розовые губки Шаханы превращаются в черные.
Закрыла помаду, положила обратно в кружку. Как много дел. Лучше всего большую часть упаковать уже сегодня вечером. А то Шану еще скажет что-нибудь такое, что она передумает. Девочки от волнения сходят с ума, но Назнин ничем не может им помочь. Пока. Сегодня они пошли в школу в последний раз (как было объявлено), и Шахана наступила матери на ногу.
— Осторожно, — подавила вопль Назнин.
— Вот бы раздавить тебе ее, — сказала Шахана. И хрустнула суставом.
Биби уворачивалась и не давала себя поцеловать. Она сама заплела волосы, когда Назнин еще не встала. Косички получились тугие и ровные, так что маме не надо было их поправлять.
Назнин справилась быстро. Одежда в чемодане, но место еще есть. Эта пустота еще сильнее раздражает, и Назнин переложила все заново, чтобы места не осталось. Выудила книги из-под письменных столов и сложила их в коробки. Как все быстро. Назнин вышла из комнаты, не оборачиваясь.
Остальные вещи подождут. Теперь надо закончить одно дело. В гостиной уже все наполовину уложено. Компьютер — в коробке из-под подгузников. Бело-розовый ребенок тянет кулачок куда-то в сторону. Бумагами Шану доверху набиты коричневые картонные коробки, их поставили на тележку. Дверца шкафчика в углу открыта, единственное, что осталось внутри, — пожелтевшая газета на полках. Что же там было раньше? Когда она в последний раз его открывала? В серванте глиняные тигры, львы и слоники разгуливают так же свободно, но мешает им теперь пыль и лень. На полках уже нет книг. Только на самом верху на своем месте лежит Коран. Назнин подошла к тележке и открыла одну из коробок. Начала искать адресную книгу Шану. Название улицы, где живет миссис Ислам, она помнит. И дом найдет, но не знает квартиру.
Она не сможет выполнить задуманное, если не вооружится адресом. Хорошо бы еще какое оружие иметь. Лист бумаги, письмо с официальными штампами, внушительно неразборчивыми подписями, амулет на шею. Вспомнила письмо сестры на поясе, вытащила, положила на стол. Подняла металлическую крышку швейной машинки и придавила его.
В дверь постучали. Назнин коснулась волос, провела рукой по вискам, лбу, макушке и затылку. Вышла в прихожую и почувствовала душный запах лекарств и прохладцу ментола.
— А я к вам собиралась, — поздоровалась Назнин с миссис Ислам.
На лице миссис Ислам никогда не заметно удивления. Приподняла брови, но ничего, кроме «не одобряю», выразить ей не удалось.
— Неужели?
Миссис Ислам вкатилась в прихожую, потирая бедро. Следом показались две массивные фигуры и
