Ушедшие в поход За красотой и истиной, В той Посечённой пулями Голодной, утлой Умани, По радости тоскующей, Хоть нищей и расхристанной. Студенты, агрономы, мукомолы, Бойцы-отпускники, Печальницы-сестрички, Подростки-школяры, учительницы школы, Проворные, стрекочущие птички. Ты им играла. Из-под тонких пальцев Разбрызнулись И вдруг сомкнулись в хороводе Бубенчики Шопеновых капризно плавных вальсов И ливень Лысенковых грозовых мелодий. И тот, наверное еще доисторический, Тягучий голос зноя и пустыни Заколыхался Веткой пальмы химерической, Качаемой ветрами в Палестине. То было не забвенье, а сезам — Отдавшись музыке, Ты заглянула дальше Под зыбкую поверхность мимодрам В пещеры, в недра настоящих драм, Без деланного пафоса и фальши. И рвались ширмы, Падали заслоны, Сбылись пророчества, Лились потоки света, Мир музыкой набух, И не октавы — Ноны Нам зазвучали В солнечных кларнетах. Ты никогда еще такою не была, Как в вечер тот, Когда в порыве вдохновенья К высотам радостного откровенья Нас музыкой своею ты вела. Мы Этот танец, Действо, Хоровод Назвать решили «Мартовским смятеньем». Запевом алым над всеобщим пробужденьем, Необъятным, Перекатным Плясом полых вод. Нива зреет, Половеет, Луг хмелен собой. Это Мавка дозревает, Это Мавка разрывает Гомон-жгут. Может, это танец, Но еще и бой. Вешние потопы с грохотом бегут. Силой играя, Тянется к маю Революции юной порыв. Руки и взоры Вверх поднимаем, Небо молниями перекрыв. Окоем развернулся пурпурно. Борото. Вспорото. Бурно. Крушит, ломает, В землю вонзает, В землю плуг. Стих канонады последний раскат. Первый запахан круг. Человек человеку — брат. Народ народу — не враг. Друг. Мы верим так, Мы дышим так Всей грудью, стремленьем: Не завтра — сейчас,— И учат неслыханным песням нас Тычина, Блакитный, Чумак. Засеем податливый чернозем С песней, игрою… С тобою, Дебора, С тобою, Сестрою. Отныне мы вместе везде и во всем. Мы вместе седлаем, Мы вместе трубим, Весенний порыв наш мы поровну делим.
