тысяч фунтов только после долгих переговоров и под личную гарантию тех самых лордов, которые находились в оппозиции королю. Эти деньги предназначались для того, чтобы сохранить за победоносной шотландской армией захваченный ею север Англии и удержать английскую армию от мятежа и дезертирства.

Когда обстановка в стране накалена, не существует более верного способа поддержать народное возбуждение, чем парламентские выборы. Страсти кипели, пиво текло рекой. Хоте ситуация в Англии была спокойней, чем в Шотландии в 1639 г., вожди оппозиции ездили из графства в графство, возбуждая пыл своих сторонников. В свою очередь, король обратился к поддерживавшим его лордам и нашел у них отклик. В некоторых городах на выборах соперничали четыре-пять кандидатов, но в целом настроения складывались не в пользу двора. «Мы избрали, — гласил один памфлет 1643 г., — не тех, кто прославился какой-либо добродетелью, но лишь тех, кто известен своим недовольством по отношению к вышестоящим». В новый парламент вернулись три пятых членов Короткого парламента, 294 из 493 депутатов, а из избранных впервые почти все считали себя противниками правительства. Ни один из тех, кто сделал себе имя принадлежностью к оппозиции, не был отвергнут народом. Король мог рассчитывать на поддержку не более чем трети палаты общин.

Третьего ноября 1640 г. парламент, вошедший в историю как Долгий, официально приступил к работе.

Он стал самым памятным парламентом из всех, когда-либо заседавших в Англии. Его сила заключалась в том, что он вдохновлялся не только политическими, но и религиозными идеями и был порожден потребностью эволюционирующего общества развиваться на более широкой основе, чем абсолютистская и патерналистская монархия Тюдоров. Парламентарии использовали военную угрозу со стороны вторгшейся в страну шотландской армии в тактических целях. Представители шотландского правительства и богословы прибыли в Лондон. Они были удивлены тем, как тепло их встретили, как приветствовали, называя освободителями Англии. Некоторые из их английских союзников, как вскоре выяснилось, намного превзошли гостей во враждебности к епископам. Переговоры тянулись неделя за неделей за счет короны, получавшей деньги на это от парламента. Карлу I пришлось столкнуться с требованиями далеко идущих изменений в гражданском и религиозном управлении, на протяжении нескольких десятилетий выдвигавшихся в Англии и Шотландии, которые теперь были сведены воедино и выдвинуты обоими королевствами, объединившими свои усилия. Восшествие на престол Якова I стало союзом Англии и Шотландии, но теперь произошло нечто такое, о чем и подумать не могли ни Яков, ни его сын — сложился союз политических сил, вместе боровшихся за общее дело. Мишенью его были Карл и верные ему министры.

Наибольшее раздражение среди них вызывал Страффорд. Пим и Гемпден, лидеры палаты общин, сразу же привлекли на свою сторону большинство нижней палаты. Теперь корона уже не имела возможностей выступать против исповедуемого палатой общин принципа, в соответствии с которым выделению требуемых ею средств предшествовало удовлетворение претензий и жалоб депутатов. Но ситуация изменилась и уже не была такой, как в 1620-е гг.: палату могла удовлетворить только месть. Страффорд имел в своем распоряжении убедительные доказательства того, что Пим и другие парламентарии поддерживают переписку с вторгшимися в страну шотландцами. Это была явная государственная измена, но Страффорд не успел начать обвинительный процесс против них — Пим нанес удар первым. Весь гнев парламентской партии обрушился на «безнравственного фа-фа» с невероятной силой, ни с чем не сравнимой в английской истории. Никто из депутатов не принимал во внимание то, что Страффорд некогда принадлежал к оппозиции, не учитывал требования собственной безопасности. Одиннадцатого ноября двери часовни св. Стефана закрыли; ключ был положен на стол; никого посторонних не впускали, и ни один из членов палаты не мог уйти [84]. Вечером Пим и Гемпден, сопровождаемые своими коллегами, отнесли документ с обвинениями в адрес министра в палату лордов. По просьбе короля Страффорд приехал в Лондон. Утром следующего дня его уважительно приветствовали пэры. Узнав о своем обвинении, он вернулся в верхнюю палату, но теперь все вдруг изменилось. Его встретил недовольный ропот. Послышались требования, чтобы он ушел на время дебатов. Страффорду пришлось подчиниться. Менее чем через час всесильный министр превратился в обвиняемого и пленника. Ко всеобщему удивлению, он опустился на колени, чтобы выслушать решение пэров. У него забрали шпагу и отправили в тюрьму. По дороге туда Страффорд имел возможность в полной мере почувствовать на себе враждебность толпы.

Опала распространилась не только на Страффорда, но и на всех министров короля. Архиепископ Лод, которому палата общин также предъявила обвинение, попытался было отвергнуть его, заметив, что у нее не может быть оснований, но был вынужден замолкнуть, и вскоре Тауэр открыл перед ним «Ворота изменников». Сэр Френсис Уайндбэнк [85] и еще несколько человек бежали в Европу. Лорд-хранитель печати сэр Джон Финч предстал перед палатой общин при полном параде, с Большой государственной печатью Англии в вышитом мешочке и защищался столь убедительно, что заставил депутатов замолчать. Тем не менее он смог добиться для себя всего лишь небольшой отсрочки перед вынесением обвинения в государственной измене [86], которой ему хватило только на то, чтобы успеть бежать из страны. Все действия членов палаты общин поддерживались лондонцами и встречали одобрительное отношение пэров. Не будем забывать о том, что на севере Англии стояли шотландские войска, которые также благосклонно встречали все происходящее и имели возможность повлиять на ход событий.

Отличительной чертой начавшейся пуританской революции являлось то, что все наболевшие вопросы обсуждались открыто, а противостояние политических противников было безжалостным, причем не только в парламенте, где они поедали друг друга горящими глазами, готовые отправить оппонента на виселицу, но и на улицах столицы, где не менее ожесточенно сталкивались люди различных взглядов. При всем том уважение к закону и к человеческой жизни брало верх. Борьба была смертельной, но долгое время стороны сдерживали себя от физического насилия. Даже тогда, когда разразилась гражданская война, они соблюдали высшие законы, защищавшие человечество от варварства. Осмотрительность и сдержанность, проявленные нашими предками, оказали влияние на многие поколения англичан, вплоть до нашего времени.

Множество слухов будоражило столицу. Парламент тщательно выполнял требования шотландцев относительно содержания их армии, но английские войска испытывали нужду. Это служило почвой для домыслов о бунтах и военных заговорах. Пим умело и хладнокровно играл на этих тревогах и опасениях, которые могли стать реальными при малейшем проявлении парламентом своей слабости. Враждебные настроения большинства палаты общин выразились в требовании запретить епископат. Шотландцы, приобретшие в Лондоне большое влияние и остававшиеся хозяевами на севере Англии, попытались ввести и на Юге пресвитерианскую систему церковного управления. Перемены будоражили общество. В палату общин была подана петиция, подписанная 15 тысячами человек, в которой заявлялось о намерении «вырвать епископальное управление с корнем». Поставленная на голосование в палате, она получила большинство голосов. Но в это время, впервые с начала противостояния короны и парламента, проявили себя противники парламента. Вторая петиция, которую составили и подписали семьсот священнослужителей, враждебно относившихся к защищаемым королем и архиепископом принципам, предлагала ограничить власть епископов духовными вопросами и даже в этой сфере частично поставить их под контроль. Всем было известно, что король считает епископат, на протяжении веков воспринимавший свою духовную власть от апостолов, неотъемлемой частью христианской веры. Английский епископат брал начало со времен св. Августина [87], и разрыв Генриха VIII с Римом никак не сказался на преемственности власти епископов. Король искренне полагал, что сам имеет право назначать их; его противники видели в этом лишний источник власти монарха. Таким образом, не только политические, но и религиозные вопросы вызвали противостояние, и на этот раз столкнулись между собой люди, считавшие себя протестантами, но по-разному представлявшие методы церковного управления. Каждая сторона была готова идти до конца, но если в политическом отношении недовольство личным правлением короля охватило все общество, то в религиозном вопросе противников епископата было примерно столько же, сколько и его сторонников. Именно религиозный вопрос мог бы позволить королю сплотить вокруг себя сторонников. Пим, сознавая это, решил отложить обсуждение в палате общин обеих петиций. Они были отправлены на рассмотрение в комитет. Тем временем начался суд над Страффордом.