Маркиза также заехала к Нидхему и попросила порекомендовать ей врача – специалиста по опийной зависимости. Как оказалось, Нидхем считал себя в достаточной мере сведущим в данном вопросе, чтобы взяться за излечение.
– Он сказал, что вовсе не придется страдать, – объясняла Элиссанда тете, возвратясь домой. – Каждый день вы будете принимать одно и то же количество специальной настойки. Но количество лауданума с каждой последующей бутылочкой настойки будет постепенно уменьшаться. Ваш организм будет легко привыкать к новой дозе, пока не наступит время, когда лауданум вам и вовсе не понадобится. Кошмарно, что дядя подвергал вас всем этим мучениям, когда мог просто…– Элиссанда взмахнула рукой. – Не будем его вспоминать. Нам не нужно больше думать о нем.
Рейчел ничего не ответила, только задрожала, словно в ознобе. Племянница тут же укрыла больную еще одним одеялом, но та продолжала трястись.
– Что с вами, дорогая? – присела Элиссанда на край кровати.
– Мне… мне так страшно из-за этого убитого человека, мистера Делейни. Сколько же их было всего?
– Господи! – воскликнула Элиссанда. – Разве одно убийство недостаточно ужасно?
Рейчел потянула за край одеяла, и по какой-то неясной причине безгранично-радостному возбуждению Элиссанды вдруг настал конец.
– Есть что-то, что мне следует знать? – спросила она, надеясь на обратное.
– Нет, конечно же, нет, – ответила женщина. – Ты, кажется, рассказывала о докторе, который собирается лечить меня? Прошу, продолжай.
Элиссанда посмотрела на подопечную и лучезарно улыбнулась.
– Да, он очень хороший человек и завтра придет осмотреть вас.
Что бы ни скрывала от нее тетя, она не желает слышать об этом.
Глава 16
Первое, что сделал Вир по достижению совершеннолетия – отказался от прилагаемого к титулу майоратного имения. Когда маркиз выставил поместье на продажу, это вызвало заметный скандал. Однако мир менялся: огромный загородный дом, земля вокруг которого приносила все меньше и меньше дохода, для многих становился ярмом на шее.
Вир не хотел для себя такой обузы. Не хотел, чтобы его судьба и возможности выбора были прикованы к груде камней, пусть даже древней и прославленной. Он не желал такого и для Фредди и будущих отпрысков брата – ведь, учитывая ничтожную вероятность женитьбы Вира, титул мог когда-то перейти к младшему в семье.
Но все же у маркиза имелся домик в деревне. Большинство долгих прогулок Вира пролегали по берегам Бристольского канала. Однако весной девяносто четвертого он отправился на две недели в пеший поход вокруг залива Лайм. В последний день своего путешествия, возвращаясь из предпринятой вылазки к руинам замка Берри Померой[52], Вир наткнулся на скромный коттедж с нескромно роскошным розарием. «Пирс-хаус» – гласила дощечка на низеньких воротцах. Маркиз, с неожиданной для самого себя заинтересованностью, оглядывал этот незатейливый образчик недвижимости: дом с белыми стенами и красной черепицей, садик, такой же благоухающий и милый, как утраченное воспоминание.
По возвращении в Лондон он дал распоряжение своим адвокатам выяснить, не выставлена ли усадьба на продажу. Дом продавался, и Вир его купил.
Когда маркиз привез в Пирс-хаус жену, Элиссанда довольно долго простояла перед коттеджем и палисадником, до сих пор пестрящим соцветиями, хотя пора пышного буйства роз уже миновала.
– Прекрасное место, – выдохнула она. – Такое спокойное и…
– И? – спросил Вир.
– Обыкновенное, – подняла взгляд жена. – По-моему, это лучший комплимент.
Он понял ее, конечно же, понял. Вот почему и дом, и сад вызвали в нем такой восторг, вот почему при виде их у Вира щемило сердце: это было воплощением всей той сладостной нормальности, которой он был лишен.
Но маркиз не хотел понимать жену. Он не хотел обнаруживать между ними что-то общее.
Вир постиг, как управлять избранной им судьбой. У него есть идеальная спутница, которая никогда не рассердит, не разочарует и не причинит боли. Но ему не известно, как справляться с опасностями – или возможностями – какой-то иной жизни.
– Что ж, желаю хорошо провести время, – сказал он. – Это твой дом.
* * * * *
Девоншир, с его мягким и солнечным климатом, показался Элиссанде замечательным. А море, о котором она мечтала в своей темнице, совершенно очаровало, хотя женщина любовалась им не со скалистых утесов Капри, а с живописных холмов, окружающих побережье, называемое Английской Ривьерой.
Но в опьянении свободой Элиссанда посчитала бы замечательной даже бесплодную скалу на краю пустыни. Иногда маркиза ездила в близлежащую деревушку – ни за чем, просто потому, что это было возможно. Иногда, поднявшись пораньше, прогуливалась к самому морю и приносила оттуда для тети ракушку или водоросли. А бывало, притаскивала в свою комнату три десятка книг, зная, что никто их не отберет.
И Рейчел после краткой вспышки страха в день ареста Эдмунда Дугласа тоже расцвела. Ее доза лауданума уменьшилась уже на четверть. Аппетит женщины, хоть и не больший, чем у птички, по сравнению с прежним казался просто зверским. А когда Элиссанда преподнесла тете сюрприз, повезя в Дартмур, та воспринимала путешествие с ребяческим восторгом, словно открывая неведомый для себя мир.
Одним словом, бывшие узницы были счастливы, как никогда в жизни.
Если бы только Элиссанда могла увериться, что муж также доволен.
Маркиз сохранял свой обычный вид: неунывающий, словоохотливый и глупый. Элиссанду приводил в восторг его талант выступать с пространными лекциями, изобилующими фантастическими, прямо-таки восхитительными нелепостями – а Вир давал представление каждый день за ужином, хотя за столом супруги сидели только вдвоем.
Попробовав пару раз толкнуть спич сама, маркиза убедилась, что подобные речи требуют на удивление глубоких и обширных познаний в том, что является истинным для предмета сообщения, и незаурядной гибкости ума, чтобы перевернуть почти все с ног на голову, оставляя не перепутанным ровно столько, чтобы довести слушателя до умопомрачения.
Темой для своей третьей попытки она избрала искусство приготовления варенья, с самого обеда хорошенько об этом начитавшись. Как раз наступила пора заготовок даров осени – а в Пирс-хаусе имелся огороженный стеной сад, где выращивались на шпалерах плодовые деревья. Вероятно, Элиссанде неплохо удалось подражание затейливым монологам мужа, потому что в конце своего выступления она заметила, как Вир отвернулся, пряча улыбку.
Ее сердце встрепенулось.
Но, за исключением этого краткого мига, маркиз никогда не выходил из образа. И, кроме как за ужином, его невозможно было отыскать. Всякий раз, спрашивая кого-либо из слуг о местонахождении супруга, Элиссанда получала неизменный ответ: «Его сиятельство отправился на прогулку».
Похоже, это было привычным делом. По словам миссис Дилвин, маркиз имел обыкновение проходить по окрестностям пятнадцать-двадцать миль в день.
Двадцать миль одиночества…
