В поисках соискателей на высокие должности в союзном Министерстве культуры был открыт настоящий «сезон охоты на актеров». Хотелось перемен. Все отчетливо помнили, кто долгие годы заполнял главки. «Совершенно непрофессиональные люди, – не стеснялся в оценках Филатов. – Появлялся в первом ряду сановный «мамуля», весь в седых волнах, пахнуший одеколоном хорошим. И он, прочитавший полторы книжки, определял ценность художественного произведения. Он мог диктовать, что убрать, что добавить, а чуть что, мог выкинуть актера или режиссера с работы без права поступления куда-либо. Так решалась судьба человека, не представлявшая, по мнению чинуш, никакой ценности. Захотим – будешь ценный! А твоя одаренность, твое желание добра, социальной справедливости – это никого не волнует…» Так было. Никто не хотел повторения пройденного.

Так таганский воспитанник Николай Николаевич Губенко стал последним министром культуры СССР. Ссылался на рекомендации друзей, которые говорили: «Пусть там сидит свой человек, способный нас понять, когда мы придем к нему со своими идеями». Он отвечал им: «Соблазн изменить многое движет мной. Поэтому за «тайные и вольные обиды» простите, если они будут. Но подлости и вероломства от меня не дождутся ни друзья, ни враги…» Во всяком случае, он к этому искренне стремился.

Коллега Губенко, «адъютант его превосходительства», народный артист Советского Союза Юрий Соломин чуточку позже возглавил аналогичное российское ведомство. Ненадолго, к счастью. Для него. Ибо есть непреложное правило: лучше играть политика, а не быть им. Идеальным представляется вариант, когда власть и художник существуют сами по себе.

Поступали ли аналогичные предложения «хождения во власть» Филатову? Он не отрицал: «Да, но я всегда отказывался. Я как-то сказал одному высокому чиновнику: «У меня такое ощущение, что у каждого из вас за бугром стоит самолет. Уже наготове! Каждый день, когда ходишь по разным кабинетам, ощущение от вас именно такое. Вы потрафляете ворам, и вам наплевать на вырождающийся народ. Вы даже демагогию перестали тратить на это. Раньше вы хоть лапшу на уши вешали: «Великий народ! Во имя народа!» Значит, я начинаю действительно думать, что вы все уже присмотрели себе местечки. Значит, просто однажды правительство может бросить эту страну, а в стране может начаться война или что угодно, и тогда вы все улетите мгновенно с тайных аэродромов – кто в Аргентину, кто в Штаты…»

И в то же время старался убедить своих товарищей, единомышленников: «Это все чушь, комплексы советской интеллигенции: «Я с властью на всякий случай должен быть в контре». Да не будь ты в контре. Не пой ей гимнов, но и плевать на нее по любому поводу тоже глупо».

В свое время за роль начальника Главного управления свободного времени Леонида Семеновича Филимонова в рязановской «Забытой мелодии для флейты» Леонид Алексеевич Филатов с радостью и азартом ухватился обеими руками. И отыгрался на чиновниках, как говорится, «по полной программе». А потом, уже со знанием дела, заявлял: «Мой герой в этом фильме – человек, лишний в нашей жизни вообще. И не только лишний, но и страшный, потому что обладает реальной властью. Я бы… высылал бюрократов в специальные резервации – пусть недалеко от городов, пусть с семьями, чтобы они там занимались общественно полезным трудом. Именно полезным…»

Откушавши кусочек «власти» и избавившись в конце концов от своей секретарской должности, Филатов стал счастливым человеком, окончательно уяснив для себя истину, что «подобными вещами должны заниматься люди с определенным общественно-политическим честолюбием. У меня его нет…» Он сделал для себя еще один важный вывод: сильно увлекаться политической борьбой – вредно для мозгов, рано или поздно ты начинаешь путаться. Человек раз и навсегда расставит плюсы и минусы, а мир-то меняется. Отсюда некоторая грубость ощущений, грубость мировоззрения. В нашей сегодняшней жизни всё очень неоднозначно: тот прав – но на перспективу, а этот отстаивает вещи, которые могут быть полезны сейчас… Конечно, тут и интеллигенция виновата – очень уж она у нас задорная, очень уж хотела бы бежать впереди прогресса.

Но все-таки общественной жизни Филатов никогда не чурался. Он стоял у колыбели Гильдии киноактеров России, когда идея «актеры сами себя кормят» казалась вполне реальной и осуществимой, когда, наконец, появилась возможность зарабатывать немалые деньги в кооперативах, различных зрелищных синдикатах, создавать благотворительные фонды, чтобы делиться с собратьями, всеми забытыми.

«Мы грезили, мы провозглашали смелые лозунги, позабыв о грядущей встрече с Минфином и Совмином. В процессе долгой и трудной борьбы за статус и счет в банке началась всеобщая апатия, – без особого энтузиазма вспоминал «дела давно минувших дней» Филатов. И приходил к неутешительному выводу: – Артисты в одиночестве не победят, а если бы победили, завтра их начали бы убивать за большие заработки… Талантливые люди не могут победить бездарных: последние более активны, более живучи… Их больше».

Какое-то время (пока еще здоровье позволяло) Филатов был ректором театральной школы-студии в подмосковном Митино. Правда, ездить ему туда было, мягко говоря, трудновато, но если нужно что-то пробить, не отнекивался, мигом соглашался, ехал и пробивал. Гуманитарный лицей начали строить и построили во многом благодаря его усилиям, но он предпочитал об этом не распространяться. Главное – дело сделано. Добрый дом в Митино заселен добрыми людьми.

Кстати, «митинские университеты» были полезны не только воспитанникам, но и самому ректору. Ему пришлась по душе система воспитания детей Марии Монтессори. В лицее запрещалось отрывать детей от дела, которым они в данный момент занимались. Взрослые так выстраивали зависимость детского непослушания от жизнедеятельности ребенка, что все становилось завязано одно с другим. Дисциплины, как мы привыкли понимать, нет, в своем преломлении толковал «митинские» педагогические приемы ректор Филатов, но невыполнение определенных обязанностей выливалось для ребенка в определенный дискомфорт. Так и в пьесах, делал вывод драматург Филатов, не должно быть ведущего или резонера, в уста которого можно вложить определенные нравоучения… Жизнь подсказывает, что прямые морализмы, наставления не действуют – даже Бог приходит к человеку в зрелом возрасте, обычно в несчастье или невезении…

Актер, режиссер, литератор Филатов постоянно был на виду. Михаил Сергеевич Горбачев время от времени приглашал Леонида Алексеевича в свою культурную свиту, куда входили звезды первой величины – Чингиз Айтматов, Сергей Залыгин, Раймонд Паулс, Софико Чиаурели, некоторые другие видные деятели отечественной литературы и искусства. Завистники были предельно внимательны. «Горбачев с Филатовым в Китае, вот куда прыгнул Ленька!» – 28 мая 1989 года тщательно фиксировал в своем дневнике В. Золотухин.

В зарубежных турне «свиту», как правило, брала под свою опеку супруга президента Раиса Максимовна. «Наши отношения, – говорил Леонид Филатов, – оставались искренними и теплыми на долгие годы…»

Потом, в горьком октябре 2003 года, на похоронах Филатова экс-президент СССР отдаст семье последний поклон: «Я как мужчина выражаю восхищение Ниной…»

«Нельзя сказать, что я такой Данко, – отшучивался Филатов, – что все время в центре событий, но… Это оптимально – изучать явление со стороны и понять, с какого боку я к нему примыкаю. Но я, увы, сначала делаю, а потом думаю, правильно ли я поступил… Сомнения, а потом – демагогия, чтобы оправдать свой поступок, самому себе объяснить, почему сбавил шаг… Я бы очень хотел уважать власть. Не получается…»

В своей пьесе «Любовь к трем апельсинам» безнадежный больной дерзко написал:

Он старался не кривить душой и не колебаться при «колебаниях генеральной линии» и «изменениях политического курса». Всегда говорил откровенно, не лакируя своих оценок происходящему