таким образом, чтобы оно относилось и к методическим процедурам Хэрриса, и к теории Хомского, и к модели «аппликативной грамматики», то, возможно, обнаружилось бы, что оно также относится ко многим другим теориям грамматической структуры, которые описываются авторами этих теорий как «нетрансформационные».
Цель этого утверждения (которое не содержит в себе какого-либо полемического смысла) заключается только в том, чтобы привлечь внимание читателя к тому факту, что в формализациях, предложенных Хомским, Хэррисом и Шаумяном, термин «трансформационный» определен строго, но неодинаковым образом.
Термин «трансформационный», к сожалению, вызывал в современной лингвистической литературе много излишних споров и недоразумений. Если употреблять этот термин в самом общем и достаточно неформальном смысле, а не в том специальном значении, которое ему придает какая-либо одна теория, можно с достаточным основанием сказать, что «более глубинные связи» между предложениями, которые «находятся за пределами поверхностной грамматики» (ср. приведенную выше цитату из Хоккетта), представляют собой
Из многих теорий, которые являются трансформационными в этом широком, но вполне приемлемом понимании, самой известной и до сих пор наиболее разработанной является теория Хомского. Ниже мы ограничим, таким образом, наше внимание генеративной системой, разработанной им и его коллегами и применявшейся ими в течение последних нескольких лет для описания фрагментов грамматической структуры многих языков. Эта система, подобно всем прочим, имеет ряд хорошо известных недостатков. Но к настоящему моменту она оказалась способной описать довольно внушительный ряд тех «более глубинных связей» между предложениями, которые мы назвали «трансформационными».
6.6.2. ТРАНСФОРМАЦИОННАЯ НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ *
Одна из причин введения в теорию грамматики понятия «скобочной записи» (или структуры составляющих) заключается в том, что это дает нам возможность описывать систематическим образом различные виды грамматической неоднозначности (см. § 6.1.3). Однако в разных языках существует много других неоднозначных конструкций, имеющих отношение к «более глубинным связям», которые мы решили называть
Начнем с хорошо известного примера из традиционной грамматики. Латинское словосочетание amor Dei, подобно его английскому переводу the love of God 'любовь к Богу' или 'любовь Бога', неоднозначно (взятое вне контекста). Традиционные грамматики латинского языка сказали бы, что слово Dei ('of God') представляет либо genitivus subjectivus, либо genitivus objectivus. Это трансформационное объяснение неоднозначности: оно предполагает, что словосочетание amor Dei имеет отношение и, собственно говоря, в каком-то смысле восходит к двум предложениям: (i) к предложению, в котором Deus (приводимое теперь в «именительном» падеже; ср. § 6.2.9) является субъектом глагола amare ('любить'); и (ii) к предложению, в котором Deum (приводимое теперь в «винительном падеже») является объектом глагола amare. (Из нашего рассмотрения традиционного понятия «слова» как
Один из самых известных примеров Хомского — словосочетание flying planes (в таком предложении, как Flying planes can be dangerous 'Летающие самолеты могут быть опасными' или 'Летать на самолетах может быть опасно') — неоднозначно почти по тем же причинам, по которым неоднозначно the love of God: при одном толковании flying planes связано с предложением, в котором planes является субъектом fly или are flying, при другом — с предложением, в котором planes является объектом fly (ср. Planes fly 'Самолеты летают'
(1) Flying planes are dangerous 'Летающие самолеты опасны'
(2) Flying planes is dangerous 'Летать на самолетах опасно'.
Глагол are в (1) стоит во «множественном числе», потому что его субъектом является planes — существительное во множественном числе, представляющее собой главный член в эндоцентрическом словосочетании flying planes; кроме того, в (1) flying дистрибуционно эквивалентно прилагательному (например, supersonic 'сверхзвуковые'). Выделение главного члена и модификатора в flying planes из (2) является более проблематичным; но flying представляет собой именное слово, а все сочетание — подлежащее (ср. Flying is dangerous 'Летать опасно'). Традиционные формулировки относительно «причастия» и «герундия», по существу, трансформационны. Мы можем интерпретировать их так, что они означают, что определенное слово (в смысле «лексемы»; ср. § 5.4.4) может быть «глагольным» в одном предложении и «адъективным» в трансформацион-но соотносимом сочетании или же «глагольным» в одном предложении и «именным» в трансформационно соотносимом сочетании. Не рассматривая пока природу правил, которые могли бы описать эти отношения, будем только считать, что в (1) сочетание flying planes может быть выведено посредством правила, которое «трансформирует» структуру, лежащую в основе предложений типа Planes are flying, и приписывает получающейся в результате именной группе производную структуру прилагательное + существительное, а в (2) сочетание flying planes может быть выведено посредством трансформационного правила из структуры, лежащей в основе предложений типа John flies planes, причем получающейся в результате именной группе будет приписано производное структурное описание существительное + существительное (из этих двух существительных ответственным за дальнейшее согласование может быть, конечно, только первое). Если мы теперь допустим, что правила грамматики порождают предложения, подобные (1) и (2), и приписывают им как
Рассмотрим теперь сочетание типа eating apples: оно также неоднозначно. При одном толковании (ср. to eat apples 'есть яблоки' и to fly planes) оно структурно сопоставимо с flying planes в (2). Однако относительно другого возможного толкования, которое иллюстрируется примером
(3) Eating apples cost more than cooking apples
'Яблоки для еды стоят дороже, чем яблоки для варки' [46],