только отделить их от 'чистой публики', но и дать возможность проживающим в нем создать другую, свою систему ценностей. Младший менеджер заправки, например, зарабатывал не очень много, гораздо меньше, чем белый на ступеньку выше него. При этом белый не мог быть менеджером заправки, он мог возглавлять сеть заправок или владеть оной. И если бы черный менеджер заправки вдруг стал жить в 'курортной зоне', то он бы страдал там от нищеты и ущербности по сравнению с соседями, а проживая в Бантустане, он становился по местным меркам состоятельным человеком. Привязывался он к жизни в Бантустане и экономически. Например, орденский банк с удовольствием выдавал африканцам с постоянной работой кредиты на покупку жилья в Бантустане, но нигде больше. Товары для Бантустана не облагались налогами, и даже продукты в магазинах там были дешевле, чем где-либо еще. Никакого внешнего принуждения, все управляется экономикой. Зато и платить жителям Бантустана можно было намного меньше, и получалось, что под рукой всегда есть 'заповедник' дешевой рабочей силы.

Вскоре мы спустились почти к самому берегу, и дорога разделилась на две. Правая ветка вела на базу Патрульных Сил и к причалам катеров Береговой Охраны, а левая ветка повела как раз в Бантустан. Минуты через три езды мы проскочили через пикет Патрульных Сил, где стояли два 'Хамви', и еще через минуту уперлись в шлагбаум возле деревянного навеса, с надписью 'Въезд в Бантустан'. У шлагбаума дежурили четверо африканцев в униформе, состоящей из синих брюк с широкими красными лампасами, белоснежной рубашки с короткими рукавами и с синими погонами на плечах, и синих фуражек с красными околышами. Черные ботинки были начищены до блеска. На поясах у них висели открытые кобуры с торчащими из них рукоятками потертых ветеранов – 'Кольтов М1911' калибра сорок пять, деревянные дубинки с обшитыми кожей ручками и хромированные наручники. В пирамиде под навесом виднелись немолодые винтовки М1 'Гаранд'. Вооружили чем не жалко.

Один из африканцев с лычками капрала на погонах подошел к нам, заглянул в салон машины и спросил по-английски с неизвестным мне акцентом:

– Какова цель вашего визита на территорию Бантустана?

– Наем рабочей силы. – ответила Джулия.

– Вы знаете правила посещения?

– Разумеется.

Капрал махнул рукой своему коллеге, и тот поднял шлагбаум. Мы проехали дальше. Дорога оставалась асфальтовой, но ответвления от нее уже были засыпанными гравием проселками. Вдоль дороги виднелись указатели с надписями 'Деревня Љ1', 'Деревня Љ2', которые указывали влево, и указатели на поселки с названиями, которые указывали вправо. Я спросил, что это значит, и Джулия сказала, что в номерных поселках живут 'кредитники', как я окрестил их про себя, а в поселках с нормальными названиями – уже 'вольнонаемные'. Поэтому поселки для вольнонаемных, как я узнал, были расположены в местах посимпатичней и покомфортней, на берегу, где были пляжи и море. Но как выяснилось, нам туда хода не было. Если бы я предъявил свой золотой жетон, я мог бы проехать спокойно, а вот Джулии с ее серебряным пришлось бы запрашивать отдельную авторизацию на такой визит. Мы могли заезжать исключительно в номерные поселки. Я поинтересовался у спутницы, для чего такие строгости, и она сказала, что это придумано для того, чтобы здесь не было праздношатающихся белых, чтобы дали африканцам спокойно жить так, как им самим нравится. Возможно, возможно, но я как-то уже разуверился в чистом альтруизме хоть чего-либо, приближенного к Ордену. А закрытость – палка о двух концах. Можно заботиться о спокойствии жителей, а можно… да мало ли что можно?

Пару раз нам навстречу попадались небольшие разноцветные автобусы с африканцами за рулем. Джулия сказала, что это рейсовые, между Бантустаном и 'курортной зоной'. Именно на них большинство 'вольнонаемных' и нашедших халтуру 'кредитников' добирается до работы. А мы же доехали до 'Поселка Љ4', остановились на гравийной парковке возле довольно большого открытого кафе, вышли из машины, и Джулия провела меня внутрь. Мы сели за столик, к нам из-за стойки подошла полная женщина средних лет с очень черной кожей и волосами, заплетенными в мелкие косички, и приняла заказ на две минеральных воды с газом, лимоном и льдом.

Поселок был виден весь из нашего кафе. Он выглядел скучновато, но аккуратно. Двухэтажные дома-бараки, каркасные и облицованные сайдингом, парочка магазинов, продуктовый и одежды, два открытых кафе, в одном из который виднелась сцена и музыкальные инструменты на ней. Пока на улицах было немноголюдно, и преобладали среди гуляющих женщины, преимущественно молодые и ярко одетые.

– Это женский поселок. Раньше поселки были смешанными, но потом их расселили. Как ни странно, так меньше проблем. Меньше драк, меньше скандалов. Когда кредит за выкуп выплачивается. тогда они переезжают в нормальные поселки, где живут как хотят, или едут обратно в Дагомею, кому что больше нравится.

– А как насчет детей здесь? Обычно в африканских поселках детей в несколько раз больше, чем взрослых.

– До выплаты кредита беременности запрещены. Как ни крути, но мужчины к женщинам бегают, напрямую это вовсе не запрещено, запрещено только совместное проживание. И не смейтесь, здесь в каждом доме целые коробки бесплатных презервативов, можно получать противозачаточные пилюли тоже бесплатно и на самый крайний случай – прерывание беременности по очень льготной цене, хорошими специалистами, в кредит.

– А если не хотят прерывать?

– Тогда кредит гасится из уже сделанных накоплений, если их хватает, и женщину отправляют в Дагомею с остатком накоплений или с пособием для новопоселенцев, не помню, сколько там для Дагомеи полагается.

– А если не хватает?

– Покрывают, сколько удается, остаток кредита распределяется на всех жительниц этого поселка, и каждой из них приходится еще поработать за забеременевшую подругу.

– Понятно, коллективная ответственность, всегда работает, когда за проступок одного отдуваются все. А с забеременевшей что?

– Не знаю, честно говоря. Вроде бы передают ее властям Бантустана, а уже те решают, что делать дальше. Но не уверена.

– Продают там, где купили до этого?

– Нет, ну что вы… наверное, просто отправляют в Дагомею. Не знаю. Я не думаю, что кто-то так уж держится здесь за беременность. Понимаете, их же выкупили у работорговцев, их всех ждала ужасная судьба. Они ограничены в правах и много работают, но даже то, что попадает им на счет при выплате кредита, все равно намного больше, чем они могли бы заработать в Дагомее, Судане или Нигере за это же время, будучи свободными людьми. Они здесь богаче, чем были до того, как попали в плен. Никто не выплачивает кредит больше десяти лет, а большинство рассчитываются лет за пять. После окончательного расчета они свободные люди и могут работать в нормальных местах. Согласитесь, жить в чистом домике, и водить автобус здесь все же лучше, чем жить в хижине, и копать мотыгой сухую землю там.

– Возможно. А вот эти барышни, что вокруг нас собираются, это потенциальные работницы?

– Да, именно.

Вокруг нас действительно собралось около полутора десятков молодых африканок. Джулия встала, и громко сказала:

– Уборка апартаментов, смена белья, сдача в стирку и все прочее. Оплата – один день.

– А господину работница не нужна? – улыбаясь во весь рот и демонстрируя крупные белые зубы, спросила девушка лет двадцати, с очень короткими, завивающимися крошечными колечками волосами, одетая в яркое, в крупный желто-красно-бело-синий горошек платье, расцветкой напоминающее таблицу для проверки на дальтонизм. – За три дня оплаты, и умеет все-все-все, как девушки в отелях?

– Нет, ему не нужна. А мне нужно навести порядок. – отрезала Джулия.

– Я могу приехать завтра с утра. – подала голос невысокая полноватая