«О скоротечности жизни», 20, 2 (143, с.50)
Гнусен тот, кто, утомленный скорее жизнью, чем трудом, умирает при исполнении служебных обязанностей.
«О скоротечности жизни», 20, 3 (143, с.50)
Гай Туранний, (...) когда более чем в девяностолетнем возрасте (...) получил (...) освобождение от должности прокуратора, попросил, чтобы его положили на кровать и чтобы стоящие вокруг домочадцы причитали, словно над покойником. (...) Неужели так приятно умереть занятым человеком?
«О скоротечности жизни», 20, 4 (143, с.50–51)
Большинство людей (...) жаждут работать дольше, чем могут, (...) и сама старость лишь оттого им в тягость, что не позволяет работать.
«О скоротечности жизни», 20, 5 (148, с.65)
Добровольно решиться на отдых людям труднее, чем заслужить его по закону.
«О скоротечности жизни», 20, 5 (143, с.51)
Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному все, что мы делаем, казалось жалким, а другому – нелепым.
«О спокойствии духа», 15, 2 (160, с.181)
Мысль о боли мучит нас не меньше самой боли.
«О стойкости мудреца», 5 (148, с.70)
Как мы относимся к детям, так мудрец относится ко всем людям, ибо они не выходят из детства ни к зрелости, ни до седых волос, ни когда и седых волос уже не останется.
«О стойкости мудреца», 12 (148, с.77)
Если нас очень огорчает чье-то презрение, значит, нам особенно приятно было бы уважение именно этого человека.
«О стойкости мудреца», 13 (148, с.79)
Вступая в препирательство с кем-то, мы признаем его своим противником, а следовательно, равным себе, даже если мы и победим в стычке.
«О стойкости мудреца», 14 (148, с.80)
Один и тот же рассказ может рассмешить нас, если нас двое, и возмутить, если его слышит много народу; мы не позволяем другим заикнуться о том, о чем сами говорим постоянно.
«О стойкости мудреца», 16 (148, с.82)
Чем больше человек склонен обижать других, тем хуже он сам переносит обиды.
«О стойкости мудреца», 18 (148, с.84)
Отвоюй себя для себя самого.
«Письма к Луцилию» («Нравственные письма к Луцилию»), 1, 1 (141, с.5)
Смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, – ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти.
«Письма к Луцилию», 1, 2 (141, с.5)
Все у нас чужое, лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает.
«Письма к Луцилию», 1, 3 (141, с.5)
Все меня прощают, никто не помогает.
«Письма к Луцилию», 1, 4 (141, с.5)
Кто везде – тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет.
«Письма к Луцилию», 2, 2 (141, с.6)
Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств.
«Письма к Луцилию», 2, 3 (141, с.6)
Если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь, – и довольно.
«Письма к Луцилию», 2, 3 (141, с.6)
Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом.
«Письма к Луцилию», 3, 2 (141, с.7)
Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным.
«Письма к Луцилию», 3, 3 (141, с.7)
Порок – и верить всем, и никому не верить, только (...) первый порок благороднее, второй – безопаснее.
«Письма к Луцилию», 3, 4 (141, с.7)