кустарников. Видимых признаков болезней не было, но деревья словно предчувствовали надвигающуюся беду.

— Куда ты меня ведешь?

— Туда, с чего все началось. То дерево, которое зачахло за одну ночь, было первым. Яблоня, склонившая ветви к тропинке, словно молила отведать ее зеленое яблочко. Я ухватилась за гладкий бочок, по Леший вихрем подскочил ко мне и выбил яблоко из рук.

— Не тронь!

— Ну если тебе так жалко...— насупилась я.

Леший хмуро кивнул на подножие яблони. В пожухлой траве рыжел беличий хвост. Я поежилась при виде остекленевших глаз мертвого зверька.

— Еще три дня назад эта яблоня славилась сладкими плодами,— с горечью сказал лесной хозяин.— Вчера, отведав их, заболели ежи, сегодня погибла белка. Сейчас в округе не осталось живности — напуганные зверьки бежали в другую часть леса.

Я поспешила вслед за Лешим, подальше от отравленной яблони, коварно манившей своими плодами.

— Вот здесь,— глухо сказал Леший, сворачивая на узкую тропинку,— липа цветущая росла, а сейчас...

Его голос сорвался, словно он сообщал о гибели близкого, и Леший замер перед высохшим деревом, на корявых лавах которого раскинулась пульсирующая зеленая паутина. Я вздрогнула, представив, каких размеров должен быть паук, соткавший такое.

— Что это? — спросила я у Лешего.

— Это липа, бесцветным голосом прошелестел он.— Я помню ее, когда она была еще тоненьким побегом...

Я перебила его, побоявшись, что сейчас он пустится в воспоминания о детстве, отрочестве и юности липы с перечислением всех ее радостей и невзгод, романов с ближайшими кленами и дружбой с березками.

— Что это за паутина?

— Паутина? Где? — Леший взирал на меня с таким искренним недоумением, что я засомневалась в том, что мы видим одно и то же.

— Да вот же! — Я ткнула пальцем в сеть, которая тут же беспокойно заколыхалась и вспыхнула красным. Я ахнула:

— Магия!

Леший вскинулся:

— Это точно?

— Ты разве не видишь?

— Мое чародейство особого рода.— Он качнул головой.— Я не умею распознавать порчу. Да и кому могло понадобиться губить деревья?

— Не знаю.— Я настороженно изучала сеть.— Похоже, она пьет силу из дерева.

— Ты можешь ее снять? — с мольбой спросил Леший.

Я посмотрела в его горящие надеждой глаза. Ну как ему сказать, что в Лукоморье я отчего-то растеряла свои волшебные навыки? А вдруг все вернулось, ведь я могу видеть сеть? У меня просто должно получиться на этот раз! Это же не пустяк вроде вызова пиццы в избу, это — вопрос жизни леса и его хозяина. Даже Варфоломей говорил, что...

— Попробую,— пообещала я, подходя к дереву. Положила ладонь на потрескавшуюся кору, попыталась наладить контакт, но только заработала занозу.

— Постой! — Леший подошел к липе: — Дай мне.

Он обнял дерево и прижался к нему лбом, а я, ежась, разглядывала мечущуюся между ветвей паутину. Наконец Леший повернулся, и я быстро спросила:

— Что оно говорит?

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Мне показалось, вы разговаривали,— в смущении призналась я.— Ты и липа.

Леший покачал головой.

— Деревья не говорят, они чувствуют — тепло солнца, свежесть Дождя, прикосновение руки.

— И что она чувствовала, когда...— Я запнулась.

— Холод,— глухо ответил он.— Январский лютый холод.

— Может, Морозко шалит? — ляпнула я и осеклась под взглядом Лешего.

— Морозко — мой друг.

— Извини,— пробормотала я и поспешила перевести тему.— Так, значит, деревья не могут видеть?

— Нет.

— Как же тогда ты знаешь обо всем, что происходит в твоем лесу? Как ты можешь приглядывать за Ивом? Ты же не можешь быть повсюду.

— Я там, где я необходим. Мои глаза — сороки, сойки, перепелки, куропатки, совы, белки, зайцы, волки. Если происходит что-то необычное, что тревожит их, я это вижу. Чтобы присмотреть за кем-то, достаточно пустить птицу по его следу.

— Значит, за Ивом летит какая-то птица? — переспросила я.

— Сорока. Очень любопытная и неутомимая сорока. Да ты ее сама видела, когда мы встречались в последний раз! Так ты попробуешь?..

Я подошла к дереву и протянула руку к паутине, которая подалась мне навстречу с жадностью волка, посаженного на поводок. Лед... Показалось, он проник под кожу, заструился по венам, стремясь добраться до сердца. Я отдернула руку, но кончик паутины словно приклеился к пальцам, не желал отпускать, продолжал наполнять жилы стужей. Я потянула сильней, задыхаясь от холода, сделала шаг назад — паутина натянулась парусом, не отпускала, зеленый краешек на глазах окрашивался красным. «Из растений оно пьет зелень, из людей — кровь!» — с ужасом поняла я.

— Помоги мне,— прохрипела я стынущими губами, обращаясь к Лешему.— Она меня затягивает. Нет,— вскрикнула я,— за руку не трогай!

Не хватало еще, чтобы мы оба увязли в высасывающей жизнь сети. Леший схватил меня за плечи и с силой отдернул назад, Паутина не выдержала, затрещала, порвалась. Мы отлетели в сторону, раздавив поганки и нарядные шляпки мухоморов, ковром стелившихся у подножия березок.

— Как ты? — Леший помог мне подняться.

— Бывало и лучше,— прокряхтела я.

— Не получилось? — глухо спросил он.

— Я попробую еще,— после заминки пообещала я.

— Нет.— Леший решительно качнул головой.— Это опасно, сама видишь.

— Но я хочу помочь!

Хранитель леса с сомнением посмотрел на меня: в нем боролись желание вылечить свои владения и нежелание подвергнуть меня опасности. Победило последнее.

— Ты уже помогла тем, что выяснила, что за напасть постигла лес,— хрипло произнес он.— Мы найдем того, кто сделал это, и заставим его снять заклятие.

Я в замешательстве кивнула, не рискнув озвучить собственные мысли, Я бы предпочла еще раз сунуть руку в кровососущую паутину, чем встретиться с тем, кто ее создал.