– Макарыч, дорогой! Проси, что хочешь ! Ты же ветеран‑разведчик!

– Диверсант я…

– Никто лучше тебя того места не знает!

– Как никто? А Сова?

– Не верю я женщинам, Макарыч!

– Как я схожу, если на мне эта железка? – Дед брякнул браслетом. – Только окажусь на территории сопредельного государства, меня сразу в международный розыск, в Интерпол. А Пухнаренков политического убежища не предоставит. Он мне и в российском гражданстве отказал, хотя все справки были собраны!

– Браслет сейчас снимем!

– Ого, попробуй! Вмиг прилетят!

– Дременко вопрос решит!

– Ну, коли решит… – Куров поерзал. – Уголовное дело закроют и наган возвратят, тогда подсоблю. А то ведь разоружили! Только пускай сват сам придет и слово даст! Ему еще верю.

Волков чуть сник, но понял, что другого случая спросить про Юрко не представится.

– А ты еще сватом его зовешь?

– По привычке, – отмахнулся дед. – Мы же с ним Ок‑санку в этой хате и пропили, и поручкались… Эх, какой он теперь сват? Знает ведь, дело завели на меня, а хоть бы пальцем шевельнул…

– От Юрка‑то вести приходят?

– Год назад последнее письмо прислал… Повышения ждал по службе… Ты только крестной не говори. До сих пор его читаю, как будто вчера пришло. Бабку дразню и себя тешу…

Дременко ни единому слову Мыколы не поверил, сразу же заподозрив некий хитрый подвох. Он ехал на таможню к Волкову, дабы передать тому специальное задание пана Куш‑нера – провести подготовку и продумать организацию охоты на мутанта. Депутат, вероятно, помнил «сладкое дело» и никому другому столь щепетильное и важное мероприятие поручить не мог. Но заявление о сватовстве Оксаны в первый миг повергло Тараса Опанасовича в шок. Он растерялся, пытаясь понять: что же замыслил таможенник? На что рассчитывал? Какую новую комбинацию задумал?

Однако тут же сообразил, что выпадает ему случай раз и навсегда убрать конкурента с дороги и выиграть выборы, не прибегая даже к крайним мерам: козырь с уличением пана Кушнера по «сладкому делу» можно приберечь на будущее. Достаточно неслыханной дерзости со стороны таможенника, который отваживался выступить против самого Сильвестра Марковича и его грозной, разбуженной старой девы Тамары, способной во гневе стереть с лица земли если не города и страны, то район точно. Кроме того, Дременко узрел возможность переключить на себя все руководство подготовкой охоты, а значит, и все внимание депутата, батьки Гуменника и американца.

Ко всему прочему он хорошо знал свою дочь и был уверен, что привередливая и насмешливая Оксана никогда за Волкова не пойдет, хоть ты ее алмазами осыпь. Поэтому Тарас Опанасович для приличия поломался и согласился, в тот же час заполучив противника в соратники.

Что бы он там ни задумал, но пока суть да дело, землю копытом рыть станет!

И верно, двух часов не прошло, прилетает и докладывает, мол, крестный и его бабка Сова видели мутанта в одном и том же месте – на второй партизанской заставе, то есть на российской территории. А чтоб старый партизан согласился на сотрудничество, прокрался за границу и нашел логово, требуется полная реабилитация и личная гарантия головы администрации. Дременко в тот час же взял с собой начальника милиции, отнятый наган – и к Курову.

– Сват! Степан Макарыч! – взмолился под его окном. – Вот те крест, не знал, что дело завели! Отопри!

Дед баррикаду у дверей разобрал и впустил. Начальник милиции браслет с него снял, уголовное дело в печи подпалил, наган вернул, принес официальные извинения, а виновных обещал строго наказать. Сам Тарас Опанасович слово головы дал, что отныне власти никаких преследований ему чинить не будут, а напротив, окружат ветерана заботой и вниманием. А тот, видно, себя пупом земли почувствовал и давай новые условия ставить.

– Никакого мутанта искать не стану, – говорит, – покуда мне старую, настоящую фамилию не вернешь и новый паспорт торжественно не вручишь!

– Ты, сват, иди логово ищи, – попробовал ускорить процесс Дременко. – А мы и этот вопрос решим. Лично обращусь к депутату Верховной Рады пану Кушнеру!

– И шагу не ступлю, покуда справедливость не восторжествует! Ты меня знаешь, сват!

Ну что с ним сделаешь ? От старости, должно быть, в детство впадает, оттого и капризы свои выставляет. Тарас Опа‑насович в машину с мигалкой и прямым ходом в резиденцию депутата, так, мол, и так, нужный для организации охоты человек требует старую фамилию вернуть, и надо это дело законодательно оформить. А пан Кушнер уже нервничал, что дело еще не сдвинулось с мертвой точки, глаза вытаращил, побагровел и кричит:

– Выпишите ему новый паспорт! Да хоть три на какие угодно фамилии! И пусть ищет логово! Чтоб утром был конкретный результат! Ты понимаешь, что от этого американца зависит вступление Украины в НАТО? Своей нерасторопностью ты подрываешь престиж государства! Как мы собираемся бороться с международными террористами и вершить глобальную политику, если у себя дома не в состоянии изловить какого‑то мутанта?!

Дременко его никогда таким взбешенным не видел, да и не знал, что на кон поставлено так много государственных интересов. Тут же поехал в милицию, где Курову выправили новый паспорт, и к деду, вручать. А у того уже новые заморочки:

– Хочу, чтоб торжественно и чтоб присутствовали пионеры, комсомольцы и журналисты. А потом бы в газетах пропечатали и по телевизору показали!

– Сват, да где я тебе пионеров с комсомольцами возьму? – сначала изумился Тарас Опанасович. – Их и в природе давно нету!

– Не мое дело! – отрезал тот. – Из Москвы выпиши, говорят, там еще сохранились.

– А на что тебе показ по телевизору? – Голова уже за сердце схватился.

– Чтоб бабка Сова увидела! Мне больше ничего не надо!

Пришлось нарядить школьниц в галстуки, созвать представителей местной прессы из обоих государств и оператора с телекамерой, который сопровождал в поездке депутата Рады. Из числа скучающих днем контрабандистов митинг устроили на майдане возле стены, голова с речью выступил, дескать восстанавливаем историческую справедливость, утверждаем демократические основы, свободу и права личности. И только под аплодисменты вручил паспорт, как к собранию брат‑ковских селян подкатил джип и оттуда появились батько Гуменник с телохранителем и этот самый американец Джон Странг с переводчиком. Они вроде как на экскурсию отправились по селу и его окрестностям, но батьку было хлебом не корми – дай на митинге выступить. Только увидит, где народ собрался, а пуще того, если туда журналисты сбежались, сразу на трибуну – и давай говорить за батькивщину, а это, считай, часа на полтора, не меньше. И надо сказать, оратор он был блестящий, умел так завести народ, что даже самые отъявленные нигилисты заводились и начинали кричать «любо, батько!». Кстати, его телохранитель Лях тоже был красноречив, но от страстного своего шефа отличался образованностью и логикой.