Тут же батько увидел сначала пионерок и потом только Курова в гимнастерке при всех регалиях да еще в краснозвездной каске. Не разобравшись, что к чему, – на трибуну.
– Червоноармиець?! – А сам стеком по голенищу постукивает. – Коммунист?
– Советский партизан из отряда товарища Ковпака! Командир диверсионно‑разведывательной группы! Герой рельсовой войны! Лично пустил под откос двенадцать фашистских эшелонов с личным составом и боевой техникой! И девятнадцать – в составе группы!
– Партизан?! – взъярился Гуменник. – Советский партизан?!
Он, выпивший, совсем дурной делался. Дременко было к нему, чтоб объяснить ситуацию, но телохранитель не подпускает. Куров же на батьку:
– Я‑то партизан, а вот ты кто таков? Бандеровец?! На‑хтигаль?! Пятая колонна?
– Бачу, треба миняты голову администрации…
И уехал. А Дременко, перетерпливая боль, побежал к ку‑ровской хате, дабы деда успокоить и ублажить, чего доброго, рассердится и откажется от сотрудничества – пока валандались с вручением паспорта, дело уж к вечеру шло. По дороге же вдруг осенила догадка: а что, если все эти случайные события и капризы деда не что иное, как хорошо продуманная комбинация Волкова? Просчитал все, настропалил Курова, зная его характер и устроил так, чтоб и батько Гуменник к митингу подоспел?
Сам же потом отмахнулся, отплевался – быть не может! Не такой он и умный, чтоб все предугадать и организовать. Это даже не сахар через границу перебросить. Но осадок остался и еще сильнее надавил на сердце.
Когда к деду в хату ввалился, вся грудь горела и слабость началась. Куров парадную свою гимнастерку уже снял и какой‑то рваный кожушок напялил, шапчонку, кирзовые сапоги – кажется, наконец‑то в разведку собрался. Бледный вид головы был замечен с порога:
– Что это с тобой, сват?
– На жаре притомился, – соврал Тарас Опанасович, обмахиваясь шляпой.
Невзирая на сопротивление, Куров уложил его на кровать за печку, галстук с шеи снял, а сам в стену постучал:
– Оксанка! Хватит языками чесать! Поди сюда, отцу твоему худо…
Минуты не прошло, крышка люка поднялась, и из подпола явилась неотложка с баульчиком. И вместо того чтобы послушать сердце родителя и лекарство дать, ворчать принялась:
– Как без присмотра – так и ходит небритый… Полюбуйся, тату, на кого ты похож!
– Пилюлю ему дай! – прикрикнул дед. – Валидолу или еще чего…
– Да нет же валидола!
– Тогда рюмку горилки налью!
– Нельзя, дедушка. – Оксана наконец приложила фонендоскоп к груди Дременко и послушала. – Тахикардия… Йодную сетку сделаю, полежит, оно и пройдет.
– Ты лечи, а мне пора. – Куров спрятал новенький паспорт в потайное место и повесил на шею трофейный немецкий бинокль. – Все‑таки мутанты полезные существа. Не появись они в нашей державе, восторжествовала бы справедливость? Вернул бы я фамилию?
– Ты, сват, помни, – простонал с кровати Тарас Опана‑сович, – они могут чужие мысли читать… Станешь искать, так не думай про них.
– Ну, мысли‑то свои я давно прячу… Иногда так глубоко сховаю, что и сам найти не могу. Скоро буду как Сенька Волков, ходить и думать – кто я?
– Трубку на вот, возьми! – дрожащей, потной рукой протянул голова мобильник. – Найдешь логово, сразу звони, немедля. Но условными фразами. Например, «Дядя здоров, шлет привет»…
– На второй заставе все равно не берет. – Куров спустил ноги в люк. – Там зоны нет, проверял, свой мобильник имеется.
– Как – нет? Москали ж новую вышку поставили!
– Поставили, а все равно не покрывает… У немцев тоже радиоперехват не работал. Место такое заколдованное. Там фашистские асы бомбы кидали – все мимо. Говорят, преломление воздуха, как в воде. По‑научному называется «особая оптика атмосферы»… Ну, сват, выздоравливай!
– Докладывай лично мне, Степан Макарыч! – успел предупредить Дременко. Едва дед скрылся в подполе, захлопнув за собой люк, он вынул из ушей дочери фонендоскоп: – Говорят, тебя мутант ночью чуть не схватил?
– Почему чуть? Схватил, баловник…
– Ну?! И шибко напугалась?
– Да что его бояться? – усмехнулась она и достала йод. – Мохнатенький такой, и лапки горячие… Думала, к себе поволочет – не сволок. Чем‑то на тебя смахивает, когда не бритый…
– Ты это брось, Оксана! И так сплетни ходят! Как вырвалась‑то?
– Как от всех ухажеров… Баулом по морде, и легонько совсем. Сразу и бросил… Сам пугливый какой‑то.
– Волков к тебе приставал ночью?
– Ох, тату! Легче назвать, кто не приставал. Даже Чернобай, и тот норовит – в угол, подальше от своих камер, и руку в трусы засунуть, охальник… Но все без толку, тату!
– Гляди, этот дурень свататься к тебе вздумал!
– Какой дурень? Прапорщик пограничный?
– Та ни, Мыкола Волков!
– Неужели? – искренне встрепенулась она. – Вот было б прекрасно! Мыкола
