– Да. Крайне неприятные переживания.
– Психотравматический шок.
– Как я уже сказал, твои мыслительные способности впечатляют. Те из нас, кто занимается твоим лечением, блокировали доступ к твоей взрослой памяти, чтобы на эти процессы не оказывала влияния память о шоке. Сейчас ты можешь думать без помех, но в этом состоянии твой интеллект не может функционировать на полную мощность.
Сиринкс широко улыбнулась.
– Хотите сказать, что я вообще-то умнее?
– Я бы сказал – быстрее соображаешь. Но нынешние твои способности для наших целей вполне пригодны.
– А наши цели – это моя психотерапия. Пока моя взрослая память была доступна, я не слушала. Кататония?
– Частично. Твой уход от реальности был вызван тем, что психологи называют психотическим порочным кругом. Те, кто причинил тебе боль, пытались принудить тебя к чему-то невыразимо мерзкому. Ты отказалась – из любви. Все эденисты гордятся твоей стойкостью, но именно это упорство и привело тебя к нынешнему состоянию.
Сиринкс потупилась со смущенной улыбкой.
– Мама всегда говорила, что я упрямица.
– Она была совершенно права.
– Тогда что мне делать сейчас?
– Узреть корень причиненного тебе зла. Шок можно преодолеть; не мгновенно, но как только ты разрешишь себе помнить случившееся, не позволяя ему подмять тебя, как случалось до сих пор, с воспоминаниями и чувствами можно будет справляться постепенно.
– Так вот почему вы говорили о прошлом – чтобы я могла встретить свои воспоминания без страха, потому что они всего лишь воспоминания! Сами по себе они безвредны.
– Великолепно. Сейчас я открою их перед тобой.
Сиринкс напряглась, хотя и понимала, что это глупо, стиснув кулаки и подтянув живот.
– Посмотри на сову,– сказал Вин Цит Чон. – Скажи мне ее имя.
Сова моргнула и расправила крылья. Девушка вглядывалась в пестрый узор охряных и бурых перьев, и те потекли вдруг водой, становясь полночно-синими и лиловыми.
– «Энон»! – вскрикнула она. И остров Перник обрушился на нее лавиной, заставив Сиринкс испуганно вцепиться в перила.
– Не надо, Сиринкс,– попросил «Энон». Вплетенный в эти простые слова поток тоски и отчаяния был так силен, что глаза девушки обожгли слезы. – Не бросай меня снова.
– Никогда. Никогда больше, любимый.
Все тело ее трепетало, откликаясь на прихлынувшие воспоминания многих прошедших лет. И последнее, врезавшееся в память, прежде чем мерзко пахнущая тьма поглотила ее, самое яркое – пыточная и ее палачи.
– Сиринкс?
– Я здесь,– дрожащим голосом уверила она космоястреба. – Я в порядке, я не уйду.
– Ты спасла меня от них.
– Как я могла поступить иначе?
– Я люблю тебя.
– А я тебя.
– Я был прав,– промолвил Вин Цит Чон.
Подняв глаза, Сиринкс увидала на лице старика мягкую улыбку. Разбежавшиеся по лицу морщинки делали его еще древней.
– Сэр?
– Сделав то, что я совершил столетия назад. Открыв людям таящиеся в них любовь и горечь. Только это позволяет нам смиряться с тем, что мы есть. Ты живое доказательство тому, Сиринкс. Благодарю тебя за это. Теперь открой глаза.
– Они открыты.
Он театрально вздохнул.
– Какая зануда. Тогда закрой!
Сиринкс открыла глаза и увидела над собой небесно-голубой потолок. Темные пятна по краям поля зрения сгустились и превратились в три озабоченных склонившихся над ней лица.
– Привет, мам, – прошептала она. Говорить было тяжело, и все тело ныло, точно затянутое в тесный комбинезон. Афина заплакала.
В редакторской было пятнадцать голоэкранов, выстроившихся вдоль стены шеренгой. Все они работали, и разнообразие выведенных на них образов впечатляло – от вида на Амариск с тысячекилометровой высоты с клубами алых туч, растекающимися вверх по течению притоков Джулиффа, до чудовищно жаркой космической битвы над Лалондом, от разгрома наемников Резы Мейлина при деревне Памьерс до стайки возбужденных ребятишек, выбегающих из деревенского дома навстречу подъезжающему вездеходу на воздушной подушке.
Из пятерых собравшихся за редакторским столом четверо взирали на экраны с тем нервозным энтузиазмом, который неизменно отличает зрителей действительно масштабных катастроф, в которых страдания отдельных людей затмевает общая зрелищность происходящего. Затесавшаяся среди коллег Келли поглядывала на свою работу с отстраненностью, которой была обязана в основном запущенной через нейросеть программе-транквилизатору.
– Больше резать нечего, – запротестовала Кейт Элвин, старший редактор отдела новостей.
– Мне не нравится, – заметил Антонио Уайтлок, глава отделения «Коллинз» на Транквиллити, бюрократ с шестидесятилетним стажем, пробравшийся наверх из отдела экономических новостей. Для Транквиллити – почти идеальный начальник, но с молодыми вольными репортерами вроде Келли Тиррел отношения у него не складывались. Репортаж с Лалонда перепугал его до безъязычия. – Невозможно пускать новости на три часа.
– Яйца отрасти! – огрызнулась Келли. – Три часа – это только самые сливки.
– Которые сливать пора, – пробурчал Антонио себе под нос, покосившись на новую капризную суперзвезду агентства. Ее бритый череп выглядел на удивление пугающе, а история с беднягой Гарфилдом Лунде разнеслась по всей конторе. Маркетинговый отдел вечно жаловался на использование нестандартных отличительных черт. Когда Антонио пытался вспомнить ту симпатичную, женственную особу, что месяц назад представляла утренний блок новостей, ему начинало казаться, что одержимые все же добрались до Транквиллити.
– Баланс великолепный, – заметила Кейт. – Мы включили основные вехи проваленной миссии и даже намек на хэппи-энд – спасательную операцию. Это было просто гениально, Келли.
– Ну спасибо. Я бы никогда не отправилась с Хорстом и наемниками на ту ферму, если бы из этого нельзя было сделать репортаж.
Сарказм Келли отскакивал от редактора, как от стенки горох; в отличие от Антонио, Кейт сама когда-то была репортером, и ей нередко приходилось снимать под огнем.
– Этот вариант соответствует обеим нашим корпоративным целям, Антонио. Во-первых, слухи бурлят с момента возвращения «Леди Макбет», нашему отделу маркетинга даже не надо рекламировать новостной блок. Сегодня нас будет смотреть весь Транквиллити. У меня есть данные, что все время репортажа Келли наши конкуренты будут гнать повторы «мыла». А как только наши слушатели возьмут доступ, оторваться они не смогут. Мы даем им не просто мультисенсорные картинки с войны – мы рассказываем им историю. Это всегда цепляет. Наши расценки на рекламу в этом блоке составят полмиллиона фьюзеодолларов за тридцать секунд.
– На одну передачу, – проворчал Антонио.
