Здесь есть и интуитивное постижение космического самозарождения материи, и утверждение о приоритете чувства над мыслью, и уверенность во всепроникающей силе разума, сопряженного с чуткостью сердца. Здесь есть и общее, главное: картина мира, не нуждающая­ся в посреднике (боге) между Вселенной и Человеком.

Казалось бы, вполне современный подход... Увы! По­добно первобытному героизму, первобытное мировиде­ние имело качественные отличия от современного, осо­бенно наглядные при анализе научной его стороны.

Зачатки научных знаний и у строителей курганов, и у создателей 'Ригведы', да и вообще в первобытных культурах, развивались в двух основных направлениях, сходных, в общем-то, с современными. Первое своди­лось к осознанию себя в окружающем мире, а второе — к преобразованию его в своих интересах.

Вершинами познания в этих двух направлениях были зачатки биологии и медицины, математики и астрономии.

Эти направления не противопоставлялись. Глаз жи­вого существа уподоблялся солнцу, дыхание — ветру и так далее: приносимые в жертву тела или туши дели­лись на 12 частей — по числу месяцев года; 9 месяцев беременности уподоблялись ступеням лестницы из одно­го мира в иной... Такая нерасчлененность реального-воз­можного-нереального соответствовала природе не науки, а магии. Но вместе с тем закладывались основы и для свойственного науке анализа преобладающих связей. Это вызывалось нарастанием противоречий об­щественного бытия, ведущих от первобытнообщинной к рабовладельческой формации.

Очевидно, что земледельческо-скотоводческая прак­тика и наблюдения за природными циклами породили уподобления покойников ввергнутому в землю или же в матку семени. Известны каменные топоры с изобра­жениями колосков, предназначавшихся для магическо­го 'воскрешения' покойника. Однако была и животно­водческая, и специфическая жреческая практика, в которых накапливались реальные знания по анатомии и физиологии. Они-то и вели к зарождению медицины.

В 'Ригведе' и сопряженных с нею 'Атхарваведе' (сборник заговоров) и 'Яджурведе' (руководство по жертвоприношениям) содержатся вполне рациональные сведения о человеческом организма, перечни болезней и их симптомы, а также указания способов лечения. Мно­гократные упоминания о 'вратах разума' имеют кон­кретные археологические соответствия: находки черепов с просверленными и вырезанными отверстиями. Не ме­нее половины таких трепанаций обнаруживают следы прижизненного зарастания и указывают на то, что сложнейшие даже для нашего времени операции на мозге проходили небезуспешно.

Высшим проявлением рационального мышления издревле считалось календарное дело. Общий корень индоевропейских по своему происхождению слов 'ду­мать' и 'помнить', 'луна' и 'месяц', 'время' и 'ме­рить' указывает на то, что первоначальные календари были лунными. Это подтверждается и археологически­ми данными: достаточно вспомнить последовательность строительства лунных и солнечных азимутов в Стоун­хендже или же в астральной символике и календарях IV—VIII слоев Высокой Могилы.

Ариям был знаком не только простой 29—30-днев­ный синодический месяц, исчисляемый по видимым фа­зам Луны, но и сложный драконический, исчисляемый по пересечениям земной и лунной орбит. В их сосуще­ствовании мы убедились при анализе росписи кеми-обинской гробницы под VI слоем Высокой (рис.15). В арийском эпосе драконический месяц отразился в сюжете о 50 дочерях Дакши, 27 из которых были от­даны Соме — Луне и стали накшатрами ('домами но­чи') — знаками лунного зодиака.

'Ригведе', как и создателям VIII слоя Высокой Мо­гильт (рис.28), был хорошо известен также и солнеч­ный зодиак. В обоих случаях предпочтение отдавалось месяцам благоприятного полугодия, заключенным между весенним и осенним равнодействиями, то есть относящимся к периоду наиболее интенсивной жизне­деятельности и основных сельскохозяйственных работ.

Ввиду разновеликости углов, в которые заключены 12 расположенных у горизонта зодиакальных созвездий, количество последних, проходимое солнцем между на­чалами весны и осени, колебалось на протяжении V— II тысячелетий до нашей эры от шести до восьми. Да и продолжительность 'месяцев' была различной — от семи до семидесяти пяти дней, с чем мы и столкнулись при анализе азимутов, отмеченных лучами-дорогами солнцеобразного слоя VIII Высокой Могилы. Такая не­равномерность вытекала прежде всего из стремления отметить особыми датами начало сева и жатвы, отела и выгона скота и прочие важные события.

Разновелики были годовые сезоны и даже количе­ство их. Чаще всего их выделялось 3 (лето делилось между весною и осенью), но известны и 4—6-членные деления. Последнее представлено, например, на про­дольных стенках гробницы под VI слоем Высокой: как и в одном из заклятий 'Атхарваведы', между летом и осенью выделены 'жаркое время' и 'время дождей'. Продолжительность сезонов в одном и том же году ко­лебалась от двух до четырех месяцев. Более того, из­менялись начала нового года: им могло стать одно из равноденствий или солнцестояний; практиковалось, оче­видно, и несколько 'новых годов' в течение года. Не с этим ли сталкиваются археологи, путаясь в том, когда же следовало 'воскресать' погребенному: на рассвете летнего, куда обращена голова, или же зимнего солн­ цестояния, куда обращено лицо покойника?

Приверженность неудобному, по нашим представле­ниям, трехсезонному году объясняется стремлением со­вместить его с трехступенчатой моделью мироздания: низ — середина — верх. Эта модель соотносилась в 'Ригведе' с понятиями бхух (земля, почва), бхувах (атмосфера со светилами), свах (небо с водами). Уни­версальной моделью Вселенной стало дерево с его кор­нями — стволом — кроной, а также ноги — туловище — голова человека. Эта модель выражена в захоронениях, где чаще всего окрашены охрой голова и ступни погре­бенного, а также в курганах, где выделены подземелья (могилы), земля (насыпь), небеса (жертвенники на вер­шинах).

Курганы же с наибольшей очевидностью показыва­ют, как использовались элементы зачатков науки для всевозможных магических спекуляций. Творцы обряда могли поменять местами 'землю' и 'небо', могли упря­тать 'космического странника' под землю, а могли и 'вознести' в погребальном костре, могли придать сосу­ду моделировку Вселенной, а могли наполнить предназ­наченной покойнику пищей... Такими способами жрецы пытались магически воздействовать на мироздание, дабы получить желаемые результаты: своевременные дожди и тепло, торжество жизни над смертью...

Можно упрекнуть древних мудрецов в стремлении уйти от ответов, в заблуждениях, в обмане соплеменни­ков... Да, без этого не обходилось. Однако в общеисто­рической перспективе магия сыграла, в общем-то, поло­жительную роль, явившись колыбелью абстрактного мышления. Первоначальное же становление науки по­шло по пути обобщения практики.

Конкретное и абстрактное — это те полюса, между которыми пульсировало еще не расчлененное па науку, философию, религию, искусство первобытное мировос­приятие.

Принято считать, что первобытное мышление было очень конкретным, а культурный прогресс сопряжен с развитием абстрактного мышления. Это верно лишь в общем: в русле поступательного процесса довольно от­четливо выделяются циклы усиления или ослабления того и иного способов восприятия, причем и в древно­сти человеческий разум являл такие шедевры абстрак­ции, всестороннее постижение которых весьма затруд­нительно даже для современных специалистов.

Такими шедеврами можно считать Стоунхендж, не­которые навесы и гроты Каменной Могилы, Высокую Могилу... Можно понять общий замысел названных па­мятников, разобраться в деталях, но вот