– Вот что, любезный, – Ленин голос был тверд, как алмаз, и сух, как пустыня Сахара, – не вздумай в милиции про это протрепаться и защиты попросить.
– Ну уж! – отмахнулся Аветисов.
– С тебя, идиота, станется! Если уж не хватило ума свою жадность вовремя обуздать и ты надумал Богомолова шантажировать, от тебя чего угодно ждать можно! Только учти: как только ты в милиции фамилию Богомолова назовешь – все, можешь сразу саван похоронный заказывать. Можешь там что угодно плести, доказательств у тебя все равно никаких нет, а если бы и были, ни один милиционер с таким делом связываться не будет. Тут и ума большого не надо, чтобы сообразить, в какое дерьмо ты их пихаешь. А до Богомолова обязательно сразу же дойдет, что ты в милиции запел, и он церемониться с тобой не будет. Это сейчас он пока выжидает, не хочет, чтобы они там в милиции эти два убийства связали – жены и мужа бывшего.
Аветисов всхлипнул и осел в кресле.
– А следователь на допрос вызывает…
– А ты твердо стой на своем: ничего не знаю, ничего не видел, с Валерией редко встречался, о ее делах понятия не имею, они и отстанут. Деньги-то ее и квартира кому достанутся?
– Да уж не мне, – угрюмо ответил Аветисов.
– Вот и хорошо. Получается, у тебя и мотива нет. Так что сиди тихо, под ногами не мешайся. Девушка тебя в обиду не даст. – Маркиз кивнул на дверь, откуда снова раздались какие-то подозрительные звуки. – Очень она тебе предана, повезло, считай, редко кому такое сокровище достается!
Маркиз скорчил зверскую рожу и одним прыжком подскочил к двери. Однако в коридоре никого не оказалось – у секретарши Аветисова была отличная реакция.
Леня покрутил головой и беспрепятственно вышел из квартиры.
Капитан Сойка с верным Шуриком сидели в крошечном полутемном подвальчике кафе и ждали, когда принесут поесть. Сойка находился в крайней степени уныния и не скрывал этого от окружающих.
– Совершеннейшая хренотень получается, – жаловался он Шурику вполголоса, – с этим убийством в театре!
– Ты которое имеешь в виду? – спросил Шурик, нетерпеливо поглядывая на дверь кухни, откуда должна была появиться официантка Люся.
– Вот именно, еще и с первым убийством не разобрались, так уже там еще эту травести угрохали!
– Вот какие слова он знает, – сообщил Шурик подошедшей наконец с тарелками Люсе, – таким театралом стал – ужас просто!
– Да отстаньте вы! – вяло отругнулся Сойка.
Люся, дебелая рыжеволосая девица с белой кожей и веснушками по всему телу, молча расставляла тарелки с жареным мясом.
– Пиво будете? – спросила она, не поднимая глаз.
– Какое пиво? – вскинулся капитан. – Мы же на работе!
Люся удивленно посмотрела на Шурика – с каких это пор они на работе пиво не употребляют? Шурик подмигнул ей и взял в руку нож.
– Ты, Люсенька, на него не обижайся, – заговорил он, тщательно нарезая мясо на мелкие кусочки, – Сойка у нас влюбился в примадонну. Или как там они в театре называются? В общем, которая там главные роли играет. И еще по нашему делу проходит как главная подозреваемая…
– Что ты болтаешь, что болтаешь-то? – взъярился Сойка, но тут же остыл и махнул рукой.
– Я ведь серьезно говорю, – начал он, как только Люся отошла подальше, – возьмем для начала первое убийство. Если бы, допустим, убили эту тетку не в театре, то что бы мы с тобой подумали?
– Заказное… – неуверенно протянул Шурик, – богатая тетка кому-то дорогу перешла…
– Вот именно: богатая тетка. А какая она богатая? С чего вообще взяли, что она такая уж богатая?
– Ну как… в театре же все в один голос говорили, что выглядела она богатой, денег им подбрасывала иногда, опять же, нигде не работала… жила же она на что-то? И безбедно, судя по всему, жила.
– Ага, и что выясняется после ее смерти? Денег никаких в наличии не имеется. В банке у нее ничего не лежало, и в квартире ничего не спрятано. Ну сама квартира, машина, тряпки… Где тут особенное богатство? И вся ее знаменитая коллекция драгоценностей оказалась поддельной!
Не далее как сегодня утром они проводили обыск в квартире убитой Кликунец, и Шурик имел возможность в этом убедиться. Действительно, квартира как квартира, ничего такого особенного… Ну не бедная, конечно, ремонтик приличный, мебель там разная, но денег никаких они не нашли. И с драгоценностями полный облом…
– А если она не богатая и нигде не работала, то с каких это, интересно, пряников ее кому-то заказывать?
– Ну-у… мало ли с каких, – неуверенно протянул Шурик и запихнул в рот оставшийся кусок мяса.
– Муж бывший сразу отпадает, – продолжал Сойка, не слушая, – ему от ее смерти никакой выгоды нет, потому что завещания она не оставила, и по закону раз они давно в разводе, то он ни на какое имущество не имеет права претендовать.
– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь, – заговорил Шурик, проглотив наконец жесткое мясо, – хочешь сказать, что убийство не заказное, а бытовое? Хорошо, я с тобой согласен, давай выбросим из головы шпагу и розы и не станем ассоциировать почерк этого убийства с почерком неуловимого Магистра. Но тогда на первый план выходит твоя примадонна.
– Да вовсе она не моя!
– Ну не твоя, но Крачкин ее подозревает.
– Да зачем ей это убийство?
– Не зачем, а почему, – ответил Шурик, – ну психанула там, артисты – они все нервные, и ткнула эту Кликунец чем под руку попалось. Попалась шпага, вот и… А цветочки тоже тут кстати оказались.
– Ну хорошо, а как объяснить тогда второе убийство? – агрессивно начал капитан. – Там ведь никаким заказом и не пахнет! Несчастный случай…
– Ага, кто-то совершенно случайно принес нашей Оленьке в гримерную отравленные розы, – ехидно высказался Шурик, – так, на минуточку… Ты не волнуйся, наш Василий Терентьевич всему найдет объяснение.
Шурик был абсолютно прав. Именно в это самое время Лола сидела в кабинете следователя Крачкина и дико злилась. Начать с того, что на ее вопрос, отчего умерла Лизавета Штукина, следователь сухо и официально ответил, что белые розы, которые находились у нее в гримерной, оказались отравлены. Яд с очень длинным и сложным названием попал в кровь через маленькую ранку на руке, и тотчас же у Штукиной приключился паралич сердца. Услышав такое, Лола не стала вскрикивать, всплескивать руками, прижимать их к сердцу и пытаться упасть в обморок. Она восприняла новость довольно спокойно, потому что и сама догадывалась, что розы отравлены. Знала она и то, что букет предназначался ей. Но следователь Крачкин в этом сомневался.
– Вот такая история, – проскрипел он, неодобрительно глядя на Лолу.
Сегодня она была в брючном костюме оливкового цвета – ничего вызывающего, длинный жакет и брюки – не слишком узкие, не слишком широкие, но Крачкин все равно был недоволен, потому что костюм слишком хорошо сидел и слишком шел Лоле. Лола уловила его настроение и решила замкнуться в себе.
– Что вы можете мне сказать по поводу этого букета роз? – нелюбезно спросил следователь.
– Абсолютно ничего. – Лола привычно пожала плечами. – Я понятия не имею, откуда он взялся, кто его принес или прислал. Когда я прибегала в начале четвертого акта переодеться и подправить грим, букета в гримерной не было.
– Вы точно помните?
– Точно, – твердо ответила Лола, – он стоял на туалетном столе, я не могла его не заметить.
– Откуда вы знаете, что букет стоял на столе? – мигом оживился Крачкин. – Когда все вошли, розы валялись на полу.
– Потому что на столе стояла ваза с водой, она еще разлилась! – Возмущенная Лола повысила голос. – Вы хотите сказать, что я сама принесла отравленный букет в собственную гримерную? И зачем, по-вашему, мне это было нужно?
