американские колонии.

— Как это раздобыл? — Элизабет удивленно подняла брови. — Как тебе удается добывать деньги, если всем остальным смертным приходится их зарабатывать?

О'Брайен оставил этот вопрос без внимания.

— На борту этого судна я и повстречался с беднягой Майклом, упокой Господь его душу. — Он перекрестился. — Остальное, хозяйка, вы знаете.

— Мне кажется, я очень многого не знаю, но, может быть, мне и не стоит знать.

Элизабет попыталась заглянуть ему в глаза. Он взял ее руку в свою.

— Вот увидишь, я не так плох, как ты предполагаешь. Быть моей женой не столь уж трудно. Я буду вытирать ботинки, прежде чем войти в дом, и обещаю не рыгать слишком громко в присутствии твоей камеристки.

Она, смеясь, взяла со стола кусок хлеба и бросила в него, попав ему по носу

— У меня нет камеристки.

— Кто же распускает шнуровку твоего корсета?

— Не знаю, может, ты знаешь? — О'Брайен погладил ее по руке.

— Я как раз думал, как заговорить об этом.

— О чем?

— О супружеских правах. Или обязанностях, если тебе угодно.

Звук его голоса возбуждал ее; он желал ее, Элизабет чувствовала это по тону его голоса, по его прикосновениям.

— Да неужто ты собираешься спать со мной несмотря на то, что я одна из Таррингтонов?

— Возможно, я несколько погорячился при этом известии. — О'Брайен опустил глаза.

— Я по-прежнему остаюсь Элизабет Таррингтон, это нельзя изменить. Того, что сделал мой отец, я не могу исправить.

— Я знаю. Я тоже обманул тебя, и тут ничего не поделаешь. — Он поднес руку Элизабет к губам и стал целовать ее пальцы один за другим. — Давай просто забудем об этом, будто ничего не произошло. Будто я ничего подобного не говорил.

— Ради нашего ребенка? — Элизабет важно было знать: он женился на ней лишь из-за ее беременности?

— Да. — Он посмотрел ей в глаза. — Нет. Ради нас с тобой, Лиззи.

От душного воздуха комнаты и выпитого эля, от поцелуев, которыми О'Брайен осыпал ее руку, у Элизабет начала кружиться голова. Ей хотелось прикоснуться к нему. Ей хотелось гулять с ним при луне, подарить ему в лунном свете все, что он хотел получить.

— Давай поднимемся в комнату.

— Устала? — спросил он хрипло, но она отрицательно покачала головой. — Хорошо, — улыбнулся О'Брайен.

Они поднялись из-за стола и направились к узкой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж, где им отвели комнату. В этот момент хозяйка таверны появилась из кухни с подносом, на котором дымилась в тарелках жареная свинина, стояли пироги с луком и шпинатом. Это была высокая плотная женщина с копной огненно-рыжих волос.

— Ваш ужин, сэр, мадам, — объявила она. — Все готово, с пылу с жару. Простите, что так долго, но бестолковый Джеки не может даже как следует испечь пирог.

О'Брайен остановился на первой ступеньке лестницы и обернулся.

— Мы решили, что сыты и не будем сегодня ужинать, но возьмите все же плату за ваши хлопоты. — Он вытащил из кошелька на поясе несколько монет и бросил ей на поднос.

— Если вам что-то понадобится, сэр, только крикните. — Хозяйка была явно очарована щедростью и обаянием О'Брайена и бесстыдно состроила ему глазки. Он помахал рукой в ответ и взял Элизабет под руку. Когда они поднялись по ступеням, она спросила О'Брайена:

— Что происходит между тобой и рыжими особами женского пола? Все они от малышек до старух без ума от тебя, а ты от них.

— Не понимаю, о чем ты, — ухмыльнулся О'Брайен. — Моя мать была рыжая. В семье у меня одного волосы как пакля. В нашей деревне было полно рыжих. Мне нравится их огненный характер.

Они вошли в комнату, где им предстояло провести ночь. На столе горели две свечи, и кровать была разобрана.

— Только не слишком увлекайся их характерами, потому что я не потерплю измен, О'Брайен.

Он захлопнул за собой дверь и повесил плащ на крючок.

— Не волнуйся, Лиз, я слишком дорожу своими причиндалами. Я же знаю, что в случае чего не успею я и глазом моргнуть, как они окажутся в пробирке на твоем лабораторном столе.

— Ну что ж, муженек, может, покажешь мне свои драгоценности? — улыбнулась Элизабет.

— Да, хозяйка, хорошо, хозяйка, — продолжал шутить О'Брайен, глядя ей в глаза. Его рука взялась за пояс панталон.

Элизабет оперлась о столбик кровати, поддерживающий полог. Она наблюдала, как О'Брайен медленно раздевается, зная, что ей приятно это зрелище.

— Мне так не хватало тебя, — сказал он, подходя к ней. — Мне не хватало твоих прекрасных грудей. Я скучал без тебя, вспоминая, как ты лежишь в кровати с распущенными волосами, ожидая меня. Я снова и снова представлял вкус твоих поцелуев, Лиззи. — О'Брайен склонился к ней и легонько поцеловал в губы.

Элизабет вздохнула и закрыла глаза. Ей нравилось стоять полностью одетой перед этим обнаженным мужчиной. Сердце ее взволнованно билось. Элизабет положила ему руки на плечи и откинула голову, позволяя О'Брайену поцеловать пульсирующую жилку у нее на шее.

— Лиззи, Лиззи, ночи напролет я мечтал, что ты снова придешь. Я хотел сам прийти к тебе, чтобы просить прощения, чтобы снова сделать тебя своею. — Он погладил Элизабет по спине.

— Но ты не пришел, — прошептала она, обводя кончиком языка контур его подбородка. — Ты искал утешения с другими? — Элизабет и об этом необходимо было знать правду.

О'Брайен схватил ее за руки, и Элизабет открыла глаза.

— Нет! С тех пор как мы вместе, я не прикасался ни к одной женщине, знай это! — Он гипнотизировал ее взглядом своих зеленых глаз. — Я стремился забыть тебя, но не смог. Эти руки не могли дотронуться ни до одной женщины, эти губы не могли целовать другую.

Элизабет прильнула к нему всем телом, чувствуя сквозь материю его обнаженное тело. Перед чарами ее мужа было трудно устоять.

— Спасибо.

— За что? — О'Брайен погладил ее по щеке.

— Не знаю. За эти слова. За то, что ты женился на мне, дал свое имя моему ребенку, спас его от печальной участи бастарда.

— Нашему ребенку. — Его ловкие пальцы быстро нащупали застежки ее платья.

— Я боюсь. — Она уронила голову на плечо О'Брайена. В свою первую брачную ночь Элизабет не нуждалась в вине, от близости О'Брайена и без вина кружилась голова.

— Чего ты боишься? Пока я жив, с тобой ничего не случится.

Элизабет покачала головой. О'Брайен расстегнул ее платье и снял его. Теперь пришел черед корсета,

— Я боюсь быть матерью, О'Брайен. Конечно, я умею хорошо вести дела, но воспитывать детей?..

— Ты… будешь… прекрасной… матерью… вот… увидишь. — После каждого слова он целовал ее в грудь.

— А вдруг я не полюблю его? — Элизабет взглянула в глаза О'Брайена, по-настоящему испуганная. — Детям нужна материнская любовь.

— Ты рано волнуешься, дорогая. — О'Брайен поцеловал ее в лоб. — Все придет своим чередом — любовь, забота. Не бойся, я с тобой.

Комок подступил к горлу Элизабет. «Я люблю его, — подумала она. — Не знаю, как долго это чувство