– Здравствуйте. Доброе утро, – сказали супруги по очереди.

Александр Сергеевич повесил свою верхнюю одежду на вешалку, причесался перед зеркалом и попросил заместителя:

– Василий Андреевич, когда закончишь, не убегай никуда. Ты мне очень нужен.

– Так мы уже почти закончили, – кивнул помощник.

Супруги передали ему подписанный протокол и застыли в ожидании дальнейших распоряжений. Василий еще раз пробежал протокол глазами и положил рядом с договором о задатке, принесенным супругами в качестве доказательства мошенничества.

– Так, ну вот и все. Эту бумажку я прикладываю к делу, и, если что-нибудь прояснится, мы вас вызовем. А сейчас вы свободны.

Супруги встали и, попрощавшись, вышли из кабинета. Тем временем к Василию подошел Александр Сергеевич и как-то старчески наклонился над его столом, чтобы взять дырокол. Случайно заглянув в договор о задатке, он застыл на месте. Лицо Александра Сергеевича сосредоточилось. Василий уже собирался убрать бумаги в папку, но Александр Сергеевич остановил его резким движением руки:

– Подожди-ка!

Затем отложил в сторону дырокол и взял в руки заинтересовавший его лист бумаги. Василий смотрел на своего начальника с нескрываемым интересом. Тем временем Александр Сергеевич достал из сейфа папку с делом под условным названием «Черный мак-мачо». Следователь быстро листал страницы, пока не добрался до залитой кофе записки, которую разглядывал совсем недавно. Приложив к ней договор о задатке, он какое-то время буравил их взглядом, а потом внезапно охрипшим голосом заявил:

– Знаешь, Вася, я не верю собственным глазам.

– Чего там?

– Посмотри на записку Редлиха и этот договор.

Василий оживленно встал и посмотрел на надпись в договоре: «Сумму денег в размере трех тысяч долларов США получил, претензий не имею», затем уставился в папку. Он почесал затылок и изрек с неподдельным удивлением:

– Слушай, а чевой-то такое грязное все?

– Да подожди ты! Не это главное. Ты видишь, – принялся разъяснять Егоров, – почерк один и тот же? Один человек расписался в записке и в договоре! Видишь?

– Слушай, а точно! Почерк совпадает. Вот это да! Вот это мак-мачо!

– Да уж. Парень зажигает на всех фронтах, – подтвердил Александр Сергеевич.

– Многогранным оказался. А ты, Сергеич, молодец!

– Не в службу, а в дружбу – догони эту парочку и верни их назад. Поговорить с ними хочется.

Василий выскочил из кабинета, а Александр Сергеевич сел за стол и, положив перед собой папку, принялся снова разглядывать записку. Затем он взял в руки протокол, составленный только что Василием, и начал внимательно изучать его, обдумывая вопросы, которые он собирался задать незадачливым супругам из Харькова.

На улице было по-зимнему прохладно. Кто-то гулял с собакой, кто-то с коляской, а кто-то просто бродил по скверу, расположенному на Бульварном кольце.

Аркадий любил Питер, а его отношение к Москве было двойственным. Она то нравилась ему своим амбициозным величием, то раздражала непостижимым снобизмом. Но в чем было неизменно позитивное отношение Аркадия к городу, так это его пристрастие к вечерним прогулкам по Бульварному кольцу. И особенно господину Воскресенскому нравились променады с начала Гоголевского бульвара от станции метро «Кропоткинская» и до конца Тверского бульвара, где он каждый раз доходил до памятника Александру Сергеевичу, выпивал пару рюмок хорошего коньяка в ближайшем кафе и шел обратно. В тот ветреный вечер Аркадий двигался по Тверскому бульвару, думая о том, как плохо жить в городе, где его в любую минуту может опознать какой-нибудь из многочисленных обманутых им граждан.

В тот момент, когда наш герой проходил мимо МХАТа имени Горького, он кинул беглый взгляд на одну из лавочек, где сидел нетрезвый мужчина в жалкой одежонке, состоящей из сильно поношенного черного пальто, залатанных порток и кургузых башмаков. Он, сгорбившись, сидел на лавочке, курил сигареты без фильтра и, прерывисто кашляя, бубнил что-то себе под нос. Сначала Аркадий продефилировал мимо, потом притормозил и вовсе остановился, медленно повернулся на месте и стал разглядывать курильщика. Поскольку кандидатура показалась ему самой что ни на есть подходящей, он решительно направился к скамейке. Присев рядом, Аркадий откинулся на спинку скамьи и потянулся, изображая из себя уставшего от длительной ходьбы человека. Заросший забулдыга не обратил на него ни малейшего внимания.

Однако Аркадий умел разговаривать с людьми, поэтому не прошло и десяти минут, как они познакомились (причем забулдыга представился интеллигентом Борянычем) и дружно направились в ближайший магазин.

Аркадий (назвавшийся просто Филиппом из Омска) шел и ежился, постоянно передергивая плечами, будто столичный ветер окончательно одолел его до самых костей. Его спутник, напротив, потеплел и душой и телом, потому перебирал ногами весело и уверенно.

Состояние шокового восторга из-за щедрости сибиряка у Боряныча началось сразу около прилавка. Помимо обещанной водки, Филипп накупил такое количество всевозможных нарезок ветчины, колбасы и карбоната, что Боряныча замучило сильнейшее слюноотделение, поскольку последний раз он лакомился подобной роскошью ровно шесть лет назад – на поминках собственной матери.

Едва Аркадий с двумя пакетами в руках и сигаретой в зубах приблизился к заветному подъезду, как Боряныч ткнул в одно из окон и гордо молвил:

– Вот здесь я всю жизнь и живу. Как говорится, с момента своего зачатия!

– Здорово! Ну что, начинаем карнавал?

– Да уж поскорее бы…

Когда открылись двери лифта, первым на лестничной площадке появился Аркадий, следом за которым семенил Боряныч, словно опасаясь в самый ответственный момент упустить столь драгоценного собутыльника. Они подошли к нужной квартире, и Боряныч задиристо постучал кулаком по обветшалой двери. Затем обернулся к Аркадию и сделал успокаивающий жест: все, мол, будь спок.

Из-за двери послышался топот босых ног, а затем и хриплый женский голос, отнюдь не обещавший гостеприимного приема:

– Кто там еще?

– Сто грамм!

– Боряныч, ты?

– Цветы…

– Кто-о-о-о?

– Кто-кто, конь в пальто! Открывай давай! – распорядился Боряныч и снова подал знак Аркадию, который тихо произнес:

– Чем меньше букв, тем емче слово…

– Я из-за этой мымры в свое время даже институт не смог закончить. Вот и женись после этого.

За дверью послышались возня, лязганье запора. Дверь открылась, и на пороге предстала «мымра» сорока лет в потрепанном халате и со взлохмаченными волосами. Под глазом сиял смачный фонарь, а похмельный синдром не давал ей толком сосредоточиться на окружающем мире. Квартира была настолько прокурена, что дым немедленно пополз на лестничную клетку.

– Чё так рано приперся? – агрессивно спросила она.

– Я не один, Любань, я с другом, – залепетал Боряныч, явно побаивавшийся своей жены.

– Вижу, не слепая еще. Заработал чево-нибудь?

– Подожди ты, я вон друга давнишнего встретил. Он с Омска приехал. Интеллигент, между прочим,