Но она уже исследовала каждый дюйм обширного помещения, вышагивая от огромного камина к роскошной кровати под парчовым балдахином, оттуда к туалетному столику, затем к стоявшему у окна дивану.

Она остановила взгляд на древних часах, что стояли в углу. Служанка Юджин сказала, что это фамильная реликвия. Когда-то они принадлежали деду д'Авенантов.

Сейчас, глядя на них, Мари чувствовала, как последние остатки воли и самообладания покидают ее. Боль и гнев стиснули ей горло.

У него есть семья.

Есть фамильные реликвии.

Его жизнь, его мир остались неизменными.

Она поспешно отвернулась, задыхаясь от обиды. Сердце болезненно пульсировало. Бежать. Бежать отсюда.

Но куда? Где ей укрыться от мучительных воспоминаний?

Воспоминания о Максе, нежеланные и гонимые, снова захлестывали ее, и каждое острой болью пронзало ее сердце.

Бессовестный лгун! Как правдоподобно исполнил он свою роль! Просчитал все до мельчайших деталей, чтобы очаровать ее. Эта притворная страсть к чтению, к науке. Этот пикник в лунной ночи. Многозначительные подарки. Эта мнимая болезнь. Нежные улыбки. Беззаботный смех.

Даже очки – и те, скорее всего, были удачно разыгранным трюком.

Он будто знал, какие достоинства в мужчине могли бы вызвать у нее восхищение, и принял соответстующее обличье.

А она не ведала, кто он – то ли дьявол, то ли ангел.

Но теперь она знает. Он сущий дьявол. Волк, прикинувшийся овечкой.

Она схватила подушку с кровати и, не отдавая себе отчета в том, что делает, с силой швырнула ее в стену. Подушка, издав лишь глухое «пуфф», хлопнулась на пол.

Лорд Максимилиан д'Авенант. Бездушный, зачерствевший аристократ. Он хорошо знает свое дело. Как часто, интересно, поручали ему подобную работу? Сколько миссий на его счету?

Сколько невинных женских душ погубил он в угоду своему честолюбию?

Вся дрожа от злости, она обернулась к зеркалу и, подбоченясь, застыла перед своим отражением.

Особенная, красивая. Такими словами он определил ее.

Она судорожно вдохнула. И еще раз. Черт возьми, пусть даже она была и беспамятстве, но как могла она поверить в это? Разве можно было поверить, что столь красивый и обаятельный мужчина полюбит ее?

Она закрыла лицо ладонями и глухо зарыдала. Дура! Какал же она дура! Глупая, наивная провинциалка. Ее постигла та самая участь, о которой она всегда думала с содроганием: она повторила ошибку матери.

Поверила нежным улыбкам и обещаниям вечной любви, за которыми мерзавец скрывал свой коварный замысел. И не просто поверила, а отдалась ему. Отдалась добровольно.

Отдала свое сердце, тело, душу.

Человеку, который не любил ее.

Как он, должно быть, смеялся над ее доверчивостью!

Пошатываясь, она отступила в сторону, стараясь подавить рыдания, унять боль.

Но шаткая стена, которую воздвигла она вокруг своих чувств, рухнула, рассыпалась на кусочки, и она уже была не в силах собрать эти осколки воедино. Боль пуще прежней пронзила ее сердце.

Ноги подкашивались, дрожали плечи, руки.

Все эти годы она жила в страхе, что жертвой негодяя станет ее сестра. Романтическая, порывистая Вероника.

Вероника.

Не в силах дольше владеть собой, застигнутая обжигающей болью, она повалилась на пол и заплакала в голос. Тихо, протяжно, как плачет брошенный зверь, изливая свою неизбывную тоску.

Вероника.

Ей едва минуло восемнадцать. Полная радости бытия.

Полная надежд.

И все ушло в одночасье. Жизнь ее была подобна яркой вспышке.

Рыдания сотрясали тело Мари, скорбь затопила ей душу. Ушло. Все ушло. Никогда больше она не услышит смеха сестры, ее язвительных подтруниваний.

Клянусь всеми святыми, но ты, Мари Николь ле Бон, по-моему, вообще перестала выходить из этой комнаты.

Ее девических мечтаний.

У нас будут наряды, драгоценности, мы будем устраивать балы. У нас будет такое приданое, что твоей и моей руки будут просить все знатные мужчины севера Франции...