вопрос о Петре и считался чрезвычайно спешным.
Несомненно, однако, что в отдаленной Ропше 'неисповедимому Провидению' гораздо скорее мог представиться случай осуществить свои намерения, чем в тщательно охраняемой Шлиссельбургской крепости.
Как бы то ни было, если даже Екатерина до того момента, как она получила ужасное письмо Алексея Орлова, не имела ни о чем представления и была совершенно неповинна, она становится с этого момента соучастницей, так как скрывает убийство, отрицает его, оставляет безнаказанным.
Могла ли она поступить иначе? Убийца – брат ее любовника. Уж этого одного было бы достаточно, чтобы повергнуть ее как женщину в невероятное душевное смятение. Этому убийце и его братьям она обязана в значительной степени своей короной, уже одно это обстоятельство создавало для нее как для человека величайшие затруднения. Но и помимо этого, помимо соображений частного, личного характера, Орловы были популярнейшими представителями совершенного государственного переворота, вся его подготовка неразрывно связана с именем Орловых. Привлечь к ответственности и покарать Алексея Орлова значило бы вызвать сомнения в непогрешимости героев переворота, вызывать сомнения и насчет самой Екатерины, означало бы открыть доступ волне беспорядков, смятению, беспокойству. Если Орловы держатся только благодаря Екатерине, то и она в данный момент, через восемь дней после переворота, неразрывно связана с популярностью и славой Орловых. Екатерина не может наказать Алексея Орлова по политическим соображениям, совершенно независимо от тех или иных личных моментов.
Екатерине не понадобилось много времени, чтобы осознать это, что бросает темную тень на моральную сторону ее личности и яркий свет на ее прозорливую мудрость. Через полчаса после того, как она получила ужасное письмо, оно уже исчезло в потайном ящике ее письменного стола и вышло оттуда на свет Божий только после ее смерти.
Она отлично понимает, что злые языки будут возлагать вину за убийство Петра на нее, и все же прячет единственный могущий ее оправдать документ, чтобы пощадить Алексея Орлова, она приносит чистоту своей репутации в жертву положению, спокойствию страны.
Час спустя она появляется на официальном приеме, сияющая и веселая, любезная по отношению ко всем, без малейшей тени на светлом ясном челе. Она великолепна и ужасна в этот вечер, ее способность притворяться вызывает в равной мере и восхищение, и ужас. Лишь на следующий день по оглашении официального манифеста о смерти Петра она дает волю своему подавленному настроению.
– Мое отвращение по поводу этой смерти несказанно, – плачет она на плече Дашковой, – это удар, повергающий меня в прах.
Народу сообщается, что Петр волею Божией скончался от припадка геморроидальных колик. Тело его перевозится в Александро-Невскую лавру и выставляется там, дабы народ мог проститься со своим бывшим государем. Наблюдательные и недоверчивые свидетели утверждают, что лицо Петра было черно, как у человека, умершего от апоплексического удара. Они обращают также внимание на то, что руки его, сложенные крестом на груди, – в больших перчатках с отворотами, а шея укутана широкой повязкой. Простому народу эти детали не бросаются в глаза. Он верит словам своей матушки-царицы и в неисповедимые пути Провидения.
Оно и лучше так, без сомнений! Наказание Орлова не воскресило бы Петра, но с первого же момента подорвало бы кредит правления Екатерины, парализовало ее способность работать, могло свести на нет всю ее добрую волю. Для Екатерины и для России это наилучший исход. Но… Но наряду с миром практическим существует еще и мир духовный, мир вечного, неприкосновенного права. И в этом мире Екатерина является, несомненно, виновной.
То, что сделали с Петром, было убийством, мало того – трусливым, безобразным убийством из-за спины, убийством беззащитного, лишенного прав узника. И убийство это не только остается безнаказанным, но убийца и его братья возводятся в графское достоинство и осыпаются знаками отличий. Поступая таким образом с убийцей своего мужа, Екатерина берет это убийство, хотела ли она его или не хотела, на свою совесть.
Но оно никогда не гнетет ее совесть. Никогда не является ей во сне призрак убитого, не ложится кошмаром на ее грудь, никогда не раскаивается она, никогда мучительное сознание вины не обременяет ее души. До самой своей смерти продолжает она быть убежденной в том, что Россия смертью Петра была избавлена от несчастья, а ее правлением осчастливлена. Григорий Орлов, этот грубый суровый солдат, увидит несколько лет спустя в ночь безумия перед своими расширенными от ужаса глазами окровавленный труп Петра, убитого, по всем вероятиям, по его поручению его братом, и в припадке отчаяния станет мазать свое лицо собственными испражнениями.
А Екатерина умрет тридцать лет спустя, смеясь. По ее адресу нельзя сказать ничего более ужасного и вместе с тем более великого, как то, что она взяла на душу отвратительнейшее кровавое преступление и что ее душа оказалась достаточно сильной для того, чтобы спокойно нести эту вину до конца дней.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава IX. Повелительница
Екатерина рождена для того, чтобы властвовать. И властвовать именно над Россией XVIII века, этой своеобразной исполинской страной, преисполненной бесконечных неорганизованных сил, находящихся в стадии развития. Но она – узурпатор, ибо, в сущности, обязана престолом только удавшемуся государственному перевороту.
Пройдет целых десять лет до тех пор, пока на место не хватающих ей наследственных прав станет право привычки, и в течение этих десяти лет Екатерина принуждена, чтобы остаться у власти и осуществить то, что она считает за благо, совершать сотни таких поступков, которые и она сама, и все расположенные к ней люди считают дурными. А когда по истечении этих десяти лет она будет держать скипетр в своих руках достаточно крепко для того, чтобы иметь возможность осуществлять идеалы своей юности, то сама она уже станет совершенно иной, и все прегрешения, совершенные ею во имя блага, оставят неизгладимый след на ее существе и ее воззрениях.
Но начинает она во имя добра. Начинает преисполненная пламенной веры в добро, справедливость и разум. Начинает как человек, десятки лет подготовлявшийся к выполнению своей задачи и готовый, несмотря на это, каждый день доучиваться, переучиваться и, если понадобится, пожертвовать всем передуманным ради потребностей данной минуты.
В момент ее восшествия на престол она имеет двух умных сотрудников, на которых можно всецело положиться: Панина и Бестужева. Обоим она благодарна, обоим доверяет, с обоими часто советуется. Но следует она только тем советам, которые кажутся ей правильными, подходящими. Ни одному из этих двух лиц никогда не удается повлиять на нее в решительных вопросах.
Она принимает свои решения совершенно самостоятельно, не признает никакого контроля, диктует свою волю. Но эта воля еще полна в то время свежего и неиспорченного духа гуманности. Впервые в истории России монарх задумывается о своем народе, видит в маленьком человеке не только объект для эксплуатации. Первые мероприятия Екатерины направлены против лиц, пользующихся привилегиями: она отменяет большую часть монополий, сдачу таможенных пошлин на откуп, предоставляет право свободной торговли некоторыми важными продуктами, запрещает вывоз зерна, чтобы понизить в стране цену на хлеб. Она еще не забыла своего Монтескье. Дух его витает над ее большим (хотя и оставшимся без практического значения) манифестом против коррупции чиновников и продажности суда.
Странный фарс мировой истории: толстый Людовик остается глух к новой музыке, зазвучавшей в его стране, и кроты, подрывающие его трон, становятся бардами самодержицы всероссийской! Двойной фарс: духовный глава самого верующего на земле народа становится идеалом просветительной литературы. Духовенство встречает в лице Екатерины верного союзника в борьбе за власть над умами. Она молится и