постится точно так же, как молилась и постилась 'благочестивейшая императрица Елизавета'.
Но то, что являлось у Елизаветы естественным, Екатерина делает только для внешности. Никто из представителей духовенства не имеет влияния на настроение и умо-воззрение, и в тех случаях, когда речь идет о светских вопросах власти, союзница превращается в противницу. В то время как Екатерина отправляется на паломничество в Троицкий монастырь, куда так часто ездила Елизавета, назначенная ею комиссия занимается разработкой вопроса о секуляризации церковных имуществ. В этом единственном пункте Екатерина не считает своего покойного супруга неправым: секуляризация является неотложной государственной необходимостью. И чем очевиднее становится эта необходимость, тем истовее обнаруживает Екатерина свою благочестивость. Секуляризация церковных имуществ не только завершает дело Петра Великого, лишая духовенство его безграничной власти и превращая его в платных чиновников государства, она дает кроме того свободу более чем миллиону крестьян.
Если Екатерина желает управлять в духе Монтескье, то она должна усматривать центральную проблему в отмене крепостного права. Это не только проблема свободы личности в ее простейшей, примитивнейшей форме, это, помимо социальной проблемы, и проблема духовная, не терпящая компромиссов. Речь идет не о том, чтобы облегчить положение крепостных, уменьшить их количество наполовину или на три четверти. Если Екатерина и впрямь желает управлять, опираясь на волю народа, то в ее стране вообще не должно было бы быть рабов.
По филологической иронии русского языка крепостные именуются 'душами', и средней ценой 'души' считается тридцать рублей. Что бы ни совершила Екатерина для блага своей страны, для ее величия, славы и цивилизации, все это – с точки зрения гуманности – остается штукатуркой, фасадом, праздным отводом глаз до тех пор, пока в стране существуют люди, которых можно продавать, как животных, души, лишенные права распоряжаться своими телами.
'О, свобода, душа всех вещей, без тебя все мертво', – пишет Екатерина. Но если свобода самая драгоценная на земле вещь, то нетрудно высчитать стоимость всего того, чего достигает Екатерина, опираясь на рабство своих подданных: меньше тридцати рублей.
Как раз при попытке разрешения этой самой жгучей из всех проблем Екатерина испытывает самое суровое столкновение с действительностью. Это столкновение происходит в первые же недели правления и чрезвычайно характерно, что она никогда не упоминает об этом решающем эпизоде, предпочитает выслушивать все упреки в непоследовательности, но не сознаться в том поражении, которое понесла ее оптимистическая вера в людей.
Положение крепостных не повсюду одинаковое. У благоразумных помещиков, понимающих, что в их собственных интересах 'беречь и кормить свою дойную скотинку', крепостным живется ненамного хуже, а в некотором смысле даже спокойнее, чем остальному европейскому земельному пролетариату. Но в фабричных и горнозаводских районах их жизнь сплошной ад.
Купленные мужики дешевле всего прочего рабочего инвентаря, и соответственно с этим их меньше щадят, их рабочее время не ограничено, их питание сведено к минимуму, телесные наказания применяются беспрерывно. Никаких гигиенических или профилактических мероприятий нет и в помине, работа в рудниках не только адски тяжела, но сопряжена с опасностью для жизни.
Уже в правление Елизаветы в среде этого несчастного пролетариата происходили неоднократно бунты, и в этих случаях вызывались всегда близлежащие войска, и зачинщики образумливались соответственным количеством ударов кнута. 8 августа 1762 года, то есть на шестой неделе своего правления, Екатерина издает манифест, посредством которого она надеется подрубить зло в корне: она запрещает собственникам заводов и рудников покупать крепостные души и требует, чтобы они удовлетворялись вольнонаемными, свободными, снабженными паспортами, рабочими, уплачивая им соответственное вознаграждение по договору. Пишется также проект последующего указа, которым должен быть совершенно отменен принудительный труд.
Екатерине никогда не придется издать этот указ, потому что все происходит совершенно иначе, чем она предполагала. Екатерина знает народ только по французской литературе и имеет о нем такое же идеализированное представление, какое имели французские писатели до того времени, пока пробужденные ими от сна и впрямь проснулись, чтобы доказать разбудившим их, что они мечтатели. Екатерина разочаровалась в действительности на тридцать лет раньше, чем Мирабо и Бомарше: не успевает дойти до провинции ее указ, желающий превратить продажных рабов в свободных людей, как мужики по большей части просто бросают работу, отправляются в соседние районы и мутят там своих товарищей, собирают подписи с целью организации всеобщей забастовки, избивают тех, кто продолжает ходить на работу в рудники, громят их дома, распространяют подложные манифесты. Освобожденные рабы, вместо того чтобы стать благодарными подданными, превращаются в диких опасных бунтовщиков.
Бунт может привести к самым тяжелым последствиям. Дело идет не только об ущербе, наносимом фабрикантам и владельцам рудников, но и о государственном порядке, которому угрожает опасность со стороны разгуливающих повсеместно толп безработных и разносящих смуту крестьян. Необходимо их образумить, заставить вернуться на работы. Впоследствии, утешает себя Екатерина, впоследствии она расследует зло до корня, воспитает этих людей, сделает их зрелыми для свободы; в данный же момент ей не остается ничего другого, как сделать то же самое, что делали ее предшественники: она посылает для борьбы с мятежниками несколько полков под верховным командованием князя Вяземского. При прежних бунтах достаточно было кнутов, теперь же Вяземский пускает в ход пушки.
Несколько позднее положение горнорабочих в известной степени улучшается. В царствование Екатерины казна приобретает значительную часть рудников и обращается с работающими в них крестьянами значительно лучше, чем это делали частные капиталисты. Но это только небольшая практическая реформа. Она не имеет ничего общего с идеей свободы. Эта идея стала для Екатерины далеким религиозным словом, которое она всю свою жизнь повторяет, подобно тому, как продолжают повторять слово 'Бог' люди, давно утратившие веру.
В вопросах внешней политики Екатерина так же мало прислушивается к советам Бестужева, как в вопросах внутренней политики к советам Панина.
На другой же день после своего восшествия на престол она призывает в Петербург того, кто первым подумал о возможности возложить на ее главу российскую корону, кто конспирировал для нее, кто молчал и прожил из-за нее четыре года в изгнании. Она высылает ему навстречу своего нового старшего камергера, графа Григория Орлова, принимает его с распростертыми объятиями как любимого отца, отводит ему квартиру в Летнем дворце и кормит от собственного стола. И все же обе стороны тяжело разочарованы.
Бестужев стал стар – не потому, что постарел на четыре года, а потому, что на протяжении этих четырех лет оставался вдали от сменяющихся событий и поэтому не изменился. Он все еще верит в свою старую систему, в единоспасительную политику европейских союзов. Екатерина же давно поняла, что исполинская, независимая и именно вследствие своего полуварварского состояния не могущая быть оккупированной Россия от каждого союза может только потерять. Россия должна занять такое положение, при котором она находилась бы в мире со всеми европейскими державами, была бы им желанной и при этом исподволь бы руководила ими всеми. Петр Великий готов был заплатить любую цену за одно только право играть в европейском оркестре, а Екатерина, уже после нескольких недель пребывания у власти, хочет стать дирижером этого оркестра.
Уже в марте 1763 года на курляндском троне сидит герцог милостью Екатерины – Бирон. Проходит немного времени, и на польском троне восседает король милостью Екатерины – Понятовский.
Она никогда не переставала обмениваться с ним корреспонденцией – любовными письмами. Понятовский имеет все основания считать себя тайным женихом Екатерины. Когда она, вследствие смерти своего супруга, вступает на престол, он считает дни, когда она наконец, во исполнение своих прежних обещаний призовет его к себе. Он ничего не знает об Орлове или по крайней мере считает невозможным, чтобы этот грубый необразованный солдат мог означать для Екатерины что-нибудь другое, кроме мимолетного чувственного увлечения. А Екатерина все не решается сказать ему полную правду.
Она заклинает Понятовского пощадить ее еще не упрочившееся положение, утешает его надеждами на будущее и вместе с тем показывает ему, как ребенку, которого хотят отвлечь от его каприза, новую соблазнительную игрушку: корону Польши.
Понятовский никогда не помышлял об этой короне. Он не чувствует в себе никаких способностей быть
