глаза, Аскона что-то быстро выводила тонким стилом на узком листе пергамента.

— Ах, Велена, дорогая моя, присядь…

Велена послушно опустилась на низкую тумбу и замерла в ожидании. Графиня закончила писать, промокнула пергамент, свернула его в трубочку, бережно упаковала в деревянный тубус, и капнув немного воска из специального подсвечника, приложила свой массивный перстень.

— Велена, девочка моя… Ты сейчас отправишься в город, в район Падрука. Там, где сходятся дороги, ведущие на городскую площадь, есть переулок, начинается он у дома купца Дорона Корноухого. В конце переулка, у самого обрыва, стоит тележка сапожных дел мастера Копера, мастер черноус и черноглаз, в ушах у него серебряные серьги с опалами. Отдашь ему это письмо и скажешь от кого оно. Никому не говори в замке, куда я послала тебя и зачем. Поторопись. Когда вернешься, мы поговорим о твоем повышении.

Велена поспешно сунула тубус в мешочек, мешочек опустила в декольте и опрометью кинулась в двери. Графиня не торопясь сложила письменные принадлежности в резную шкатулку и замерла, глядя с тревожной задумчивостью на пламя свечи.

Велена, зябко кутаясь в темный плащ, выбежала из ворот замка и направилась в город. Небо, затянутое серыми тучами стремительно темнело, где-то на западе быстро угасала узкая красная полоса. Велена добралась до городских ворот и любезно улыбнулась стражникам:

— От госпожи графини спешу с наказом в ратушу.

Солдаты понимающе улыбнулись и открыли перед ней калитку.

— Госпоже нужен сопровождающий по городу?

Велена с улыбкой покачала головой, и удаляясь по мосту весело бросила через плечо:

— Госпоже нужен богатый муж!

Добравшись до Квартала Ремесленников, девушка остановилась передохнуть. На опустевший город медленно опускалась ночь. Где-то в вышине сварливо повизгивали летучие коты. Большие фонари на стенах домов освещали чистую улицу, выложенную ровным серым камнем, редкие прохожие, в основном стражники и фонарщики, неспешно проходили мимо. Постояв немного, она вошла в безлюдные кварталы складов и редких имений негоциантов. У дома купца она снова остановилась и беспомощно огляделась по сторонам. В переулке за домом царила чернильная темнота, лишь где-то вдали слабо вспыхивал огонек угасающего фонаря. Велена постояла немного в нерешительности, потом достала из матерчатой сумки маленькую масляную лампу и огниво, и немного повозившись зажгла в лампе огонь, затем медленно двинулась вперед. В слабом огне лампы она едва могла различать мостовую под ногами и зыбкие контуры притихших домов вокруг. Закапал мелкий дождь, Вилена ускорила шаг, как вдруг уловила краем глаза какое-то слабое движение впереди. Дальше она пошла медленнее, тщательно вглядываясь в темноту впереди себя. Несмотря на то, что Норк издревле считался самым безопасным городом Лаоры, девушке сразу же на ум пришли всевозможные легенды о бродячих эркуланских пожирателях, пятнистых кальмарах- оборотнях и прочей нечисти. Снова заметив движение, она остановилась, шумно дыша и прижалась спиной к мокрой стене дома. Впереди кто-то медленно двигался ей навстречу. Прижав лампу к груди, Велена вжалась в стену, пытаясь унять нарастающий страх. Невысокий человек в длинном до земли одеянии поравнялся с ней и остановился. В мерцающем свете лампы Велена разглядела низко опущенный на лицо капюшон незнакомца и прохрипела, давясь собственным страхом:

— Что вам надо? Я позову стражу!

Человек повернулся к ней лицом и резким движением сбросил капюшон. В темноте блеснули ярко- зеленые глаза.

— Мери? Что ты здесь делаешь, вонючий ублюдок? — Вилена широко раскрыв глаза с ужасом смотрела на живую игрушку графини Асконы. Обычно распущенные волосы Мери теперь были аккуратно зачесаны, и заплетены серебряной цепью в толстую косу. Скулы его обострились, из глаз исчезло всякое безумие, теперь это были живые яркие глаза беспощадного убийцы. Велена слабо пискнула и сильнее сжала лампу.

— Где письмо?

Услышав спокойный, властный голос Велена вздрогнула, и почувствовала как по ее ногам заструилась горячая жидкость. Зеленые глаза приблизились. Велене хотелось кричать, дико с повизгиванием, разгоняя тучи над головой, но она не могла выдавить из себя и звука. Ее голова бессильно моталась из стороны в сторону, пока холодные, твердые как камень руки обшаривали ее обмякшее тело. Звук разрываемой ткани девушка слышала так, словно он раздавался где-то на соседней улице. Мери извлек тубус, отрыл его и поднес пергамент к глазам. Потом резким движением вырвал у девушки из рук лампу и склонил голову над исчерканным странными каракулями листом.

— Шифр. Это серьезно. И означает по видимому лишь одно — ты умрешь зря.

Мери сунул лист пергамента в карман плаща, неуловимым движением извлек странной формы клинок и коротким взмахом перерезал девушке горло. Огонек лампы мелькнул и тут же погас. В темноте продолжали гореть лишь ярко-зеленые глаза.

— Господин! Господин!

Канцлер открыл глаза и увидел Ландо.

— Господин вы задремали…

— Да мой друг, у старости есть особенно неприятные недостатки, и ты об этом, конечно же догадываешься! — канцлер слегка потянулся и, опершись на трость, принялся вставать. Ландо, слуга, секретарь и доверенное лицо канцлера, будучи на пару лет старше хозяина тут же подставил свое плечо.

— Отойди старик! — Россенброк слегка оттолкнул слугу и побрел к окну. — Документы, записки, все за последний день и ночь!

Ландо исчез, словно растворившись в воздухе, и возник словно неоткуда, у огромного письменного стола с ворохом свитков. Канцлер, стоя у окна, с удовольствием поглядывал через плечо, как Ландо, разобравшись с документами, извлек, словно бантуйский факир на ярмарке в Зиффе, огромный поднос и принялся сервировать завтрак. За окном все также шел дождь и мутная пелена покрывала всю долину реки Тойль-Диа. Канцлер вернулся к столу и принялся за завтрак.

— Мой господин! Сегодня получены известия от госпожи Таэль…

— Нет, нет! Мой друг, сначала завтрак, политика немного подождет. Знаешь ли ты, сколько могучих государств исчезло только потому, что их правители решали вопросы управления на голодный желудок? Вот к примеру, не желаешь ли ты отпробоватъ вместе со мной этого восхитительного вина? О… Этот Данлон! Выпей, и ты ощутишь красоту этого сказочного края.

— Ну, если господин канцер настаивает…

— Конечно, мой друг! Господин канцлер именно настаивает!

Ландо взял с подноса бокал, держа его так, словно это была изумрудная корона самой Императрицы и сделал крошечный глоток, изобразив при этом на лице целую гамму возвышенных чувств.

— Нет Ландо, ты не обманешь старого Россенброка! Я-то знаю, что ты предпочитаешь это дрянное яблочное пойло! Постой-ка, постой-ка! Да ты мошенник! — Канцлер ткнул вилкой в дымящееся блюдо, от которого только что отрезал кусок. Ландо замер, задрав вверх голову, украшенную великолепными бакенбардами.

— Если мне не изменяет память, то в приказе по дворцовой кухне нет и намека на оленину? Его Величество Император имеют честь завтракать сегодня всего лишь куропаткой. А ты мне подсовываешь жаркое из оленины, и если я не ошибаюсь — это был совсем молодой олень! А что это? Великий Иллар! Это же уртские кальмары!

— Господин канцлер прикажет меня пытать?

— Вне всякого сомнения! Каков мошенник…

— Господин канцлер… Этих кальмаров вам передал в подарок мой кузен, вернувшийся недавно из путешествия в Бантую.

— Я искренне надеюсь, что твой кузен привез и кое—какие сведения? Например, о ситуации на аведжийско-бантуйской границе? — Россенброк с улыбкой посмотрел на вытянувшегося слугу. Количество кузенов и кузин Ландо просто потрясало воображение. В каждом крошечном городке Империи жило по три, а то и по пять родственников Ландо. В крупных же городах, чуть ли не каждый шестой житель приходился ему