шел, не глядя на чудовищ, уверенно и спокойно, и остановившись на пороге зала, осмотрелся, как хозяин вернувшийся домой, после долгого пути.

Аттон взглянул на молодое, благородное лицо с аккуратной черной бородкой, и обратился к Мерризу:

— Как ты думаешь, монах, кто этот господин?

— Это, мой друг воин, вне всякого сомнения, Великий Герцог Фердинанд Восьмой, собственной персоной…

Человек на пороге улыбнулся доброй белозубой улыбкой, и не опуская правой руки, левой поправил семиконечную звезду темно-серебристого металла, скрепляющую на груди полы его черного плаща. Аттон перевел взгляд на чудовищ, за спиной Аведжийского правителя.

— Должен предупредить вас, Ваше Высочество… Если вы прикажите своим уродам атаковать нас, то вне всякого сомнения, умрете первым. Пожалуй, не стоит прерывать линию правителей Аведжии, ведь у вас, насколько мне известно, нет наследника…

Фердинанд опустил правую руку, и чудовища, гремя хвостами и перекачиваясь с боку на бок, повернулись и побрели куда-то вниз. Герцог, все также мило улыбаясь, и не говоря ни слова, аккуратно прикрыл за собой двери, и жестом попросил убрать оружие.

Потом, заложив руки за спину, прошелся по залу, и остановился за голубым пламенем. Смуглое лицо его осветили бледные всполохи.

— Очень интересно…. Гнев великого правителя вас не страшит? Конечно, о чем это я… Вы совершенно правы, святой брат, пред вами правитель Аведжии… Но, с вашей стороны было бы крайне невежливым не назвать своих имен… — Фердинанд сложил руки на груди. Улыбка его несколько изменилась, придав лицу скучающе-равнодушное выражение.

— Конечно… Ваше Высочество… — Аттон криво усмехнулся, сунул меч в ножны и аккуратно опустил топор на пол. — Прошу великодушно извинить. Я Аттон Сорлей. Из ремесленников… Поверенный в делах банкира и промышленника Сигизмунда Монтессы…

— Ценю иронию… Особенно в такой ситуации, господин Сорлей, известный всей Лаоре истребитель лесных разбойников, и охотник за головами, по прозвищу «Птица-Лезвие»… Я с большим интересом выслушал от своих придворных историю о том, как вы, господин Сорлей, порубили в капусту два десятка человек, защищая жизнь Герцога Данлонского… Как видите, слава ваша достигла даже таких отдаленных мест… А что же вы молчите, святой брат?

Мерриз опустил клинки, но в ножны не убрал.

— Боюсь, что мое имя не столь известно, как имя моего случайного компаньона, Ваше Высочество… Тем не менее… — Мерриз посмотрел на герцога из-под бровей колючим взглядом прищуренных ярко-зеленых глаз. — Я Мерриз, странствующий монах…

— Монах из Священной обители… — Фердинанд проговорил это очень тихо и отвел взгляд.

— Да, Ваше Высочество… — Мерриз поднял голову выше, черты лица его заострились. На мгновенье повисла напряженная тишина. — Я монах из обители Долгор…

— И ваша миссия, святой брат, какой бы она не была, санкционирована Отцом-Настоятелем? Впрочем, конечно же… Какой у вас ранг, святой брат?

— Семь Колец Истины… — Мерриз убрал клинки и запахнул плащ.

— Семь Колец? Ого! Вы выглядите достаточно молодо… Гм… Господа, я в замешательстве… — Фердинанд принялся расхаживать вдоль книжных шкафов, улыбка его снова стала доброжелательной. — Я не буду спрашивать вас о цели столь стремительного визита в мои владения… Тем более, я не буду вас пытать… Я могу только догадываться, зачем именно вы так настойчиво стремились. И принимая во внимание ваши безусловные таланты, я, как мудрый и дальновидный правитель, сохраню вам жизнь. Я надеюсь, что никто из вас не сомневается в моей мудрости?

Аттон с Мерризом переглянулись. Аттон чуть расслабился и сразу же, рана на руке дала о себе знать резкой болью. Поморщившись, Аттон подтянул повязку. Мерриз, вежливо улыбаясь, склонил голову:

— Ни коем образом, Ваше Высочество!

— И это верно… Начнем же, пожалуй, с того, что я явился случайным свидетелем вашей, вне всякого сомнения, интереснейшей беседы. Одним словом, я подслушал вас. На этом праве я смею настаивать, являясь единственным хозяином данного замка. А вы, в свою очередь, лишь незваные гости, проникшие в мои владения по трупам моих подданных. Более того! — Фердинанд остановился, и в упор посмотрел на Мерриза. Монах спокойно стоял, не отводя глаз. — Я, выслушав вашу беседу, проникся проблемами, в данный момент времени от меня далекими, и решил посвятить вас в некоторые аспекты тайн, подвластных мне… И, насколько я понял из вашей беседы, совершенно вам не доступных… И сделаю это я, не из большого человеколюбия, кое во мне, конечно, присутствует. А сделаю я это, из целей корыстных. Надеюсь, вы понимаете свое, прямо-таки скажем, отчаянное положение. Вы на вершине самой высокой башни замка Барагма, как уже успел заметить святой брат… Гарнизон замка, подчиняющийся только мне, вам, прямо скажем, не по зубам… Летать, насколько я знаю, не умеют даже долгорские монахи… Поэтому, прошу вас, внимательно выслушать меня, и принять соответствующее решение.

Аттон пожал плечами и уселся на пол, скрестив ноги.

— Ну, что же… Я открою вам тайну. Вы убедились, что в церемониальной чаше моего далекого предка, храниться действительно только его рука. Ничего больше. Это так… Вы зря проделали такой долгий и опасный путь. Но вы, скорее всего, неоднократно задумывались над тем, что же является целью вашего путешествия? Для чего? Зачем кому-то понадобилась мумифицированная рука древнего владыки? Неужели на территории Лаоры не осталось более интересных захоронений и более доступных? В чем загадка, господа искатели древностей?

Мерриз молчал. Аттон отрицательно покачал головой.

— Не знаете? Конечно же, нет. Честно с вашей стороны признавать это… Вы мне определенно нравитесь. Что ж… Вас обманули, господа! Предательство, как грязно бы это не звучало, но в этом слове действительно нет ничего романтического… Вас обманули, ваши хозяева послали вас на верную смерть, если вы вдруг до сих пор этого не поняли. О том, что вы объявитесь, было известно заранее. Нас просто предупредили. То, что вы спаслись через портал Баньши, иначе как чудом, не назовешь. И я догадываюсь, почему… Очевидно, что вы узнали что-то такое, что и сами понять еще не в состоянии… Но я не сочту за труд рассказать вам то, что вне всякого сомнения поможет вам осознать истинную природу этого непростого мира. Вы жили, не зная правды, в мире лживых правителей, обманом завладевших вашим доверием. Я открою вам правду… Истинную правду. Не изувеченную многовековым переписыванием из манускрипта в манускрипт. Не искаженную намеренно лживыми преданиями и легендами. Ужасная и горькая правда заключается в том, что большинство из ныне правящих в Лаоре людей, вовсе не люди… Это звери, чудовища, принявшие человеческий облик, — Фердинанд сделал паузу и посмотрел на Аттона. — Твой хозяин, наемник, знает об этом. Когда-то, будучи совсем юным, он стал свидетелем перевоплощения зверя в человека… Это был один из наследников барона, в Эркулане, одна из побочных, тупиковых ветвей правящего рода. Твой хозяин решил посвятить свою жизнь борьбе с оборотнями-правителями, и кое-где преуспел. Но он знает слишком мало, и поэтому тычет пальцем в небо, нанимая убийц и организовывая мятежи. Он доживает свой долгий век. Скоро его найдут. Или они, — Фердинанд указал пальцем на Мерриза, — или люди старика Россенброка. Святой Отец-Настоятель тоже не знает всей правды. Обитель слишком долго стояла в стороне, оставаясь наблюдателем. Теперь, монахи ищут истину, о которой позабыл весь мир. Зачем, спросите вы? Всем нужны доказательства. На основании одних лишь легенд нельзя бросить вызов всемогущим правителям и священникам. — Фердинанд замолчал. Аттон сидел, плотно сжав челюсти, и смотрел прямо перед собой.

Мерриз обратился к герцогу с легкой улыбкой на лице:

— Ваше Высочество! Вы говорите очень интересные, и даже забавные вещи… Я, в свое время, получил достаточно серьезное образование, позволяющее мне…

— Ваше образование мало что стоит, по сравнению с книгами, которые правители Аведжии веками собирали в этой библиотеке… — Фердинанд бесцеремонно прервал Мерриза. — Извольте дослушать до конца, господин монах, заодно и расширите свои немалые познания… Гельвинг Теодор Страшный напал на князей Атегатта не потому, что был жаден, или глуп… Он напал потому, что Правители, пришедшие в Лаору с севера, обманули его, втянув в войну с нелюдями. Он узнал о том, что все они — принявшие человеческий