Сегодня – ранний поезд в Cormeilles en Parisis [к маме]. Огромное – в тумане – солнце… Затем обратно в Париж: завтрак с Никитой и Машей Струве. Вдоль Сены мимо залитой солнцем Notre Dame de Paris – в 'ИМКА-Пресс'.

Crestwood. Суббота, 1 декабря 1979

В четверг, после трехчасовой съемки для телевидения в нижнем храме на rue Dara, поездка вдвоем с Андреем в [женский монастырь] Bussy, где я никогда не был. Удивительный солнечный день. 'Есть в осени первона-

1 безудержный смех (фр.).

493

чальной…'1 . Поля, перелески, колокольни – та земля, которую покойный Вейдле называл 'крещеной землей Европы'. Сам монастырь меня очаровал – и внешностью своей, и радостью монахинь. Страшно постаревшая, больная тетя Тоня [Осоргина] (мать Серафима), Елена (только что постриженная в 'Елизавету') Лейхтенбергская, мать Феодосия и другие. Духовные 'флюиды' хорошие… Возвращение в Париж в тумане. Вечер кончаем с Андреем, страшно дружно и уютно, в 'Доминике'.

Вчера утром – все под тем же, несколько туманным, солнцем любимая прогулка по Парижу. Такое чувство, что с каждым годом Париж все прекраснее и прекраснее.

В семь вечера – отлет в Нью-Йорк.

В Нью-Йорке в девять вечера (три часа утра по парижскому времени). Радость возвращения домой с Л., умеряемая сознанием темного тупика тегеранской трагедии…

Вторник, 4 декабря 1979

Суетные, переполненные делами и заботами дни… Но в воскресенье кончил переписывать 'Таинство благодарения' (год!) и отослал в Париж. И, как всегда, когда в последний раз перечитывал, – думал: а может быть, это совсем, совсем плохо… Но, несмотря на сомнения, радуюсь, что отослал…

В воскресенье крестил правнучку Федотова.

После обеда в Сайосет – на заседание предсоборной комиссии. Льяна в Балтиморе – на 'check-up'. Скоро годовщина ее операции… И вот зажигаются первые рождественские огни.

Вчера кончил свой 'русский курс' – с большим облегчением. Устал, но, слава Богу, через неделю – каникулы.

Понедельник, 10 декабря 1979

Все эти дни, в промежутках между бесчисленными делами, пишу мою 'апологию' Солженицына. Пишу с увлечением. У меня с С. свои 'счеты'. Но низкие нападки на него Чалидзе, Синявского, Ольги Карлайл и К° столь именно низменны, что все остальное отходит на задний план. Это желание – упростить, огрубить, эта все пронизывающая инсинуация – отвратительны… И, увы, 'эффективны'. Потому и пишу.

Вчера на 71-й улице – крестины двух девочек Сони Ширинской. 'Высший свет'. Но, увы, нигде я так не чувствую себя 'шаманом', совершающим какие-то непонятные церемонии, как именно в этой – русской, 'образованной' – среде. Вспоминаю слова священника, сказанные другому священнику, запутавшемуся в службе и спрашивавшему в панике: 'Что дальше делать?' Тот ответил: 'Do something religious…'2 . Вот мы и делаем 'something religious'.

Потом зато уютнейший ужин с Трубецкими 'у нас' – на Park Avenue.

1 Начало стихотворения Ф.Тютчева 'Есть в осени первоначальной…'.

2 'Сделай что-нибудь религиозное' (англ.).

494

Книга Cioran'a 'L'йcartиlement'1 . Человек, годами пишущий элегантнейшие, отточенные афоризмы – об абсурде, отчаянии, разумности самоубийства, не может быть серьезным. Говорят, его до неба превозносит Бродский.

Все та же прикованность к телевизору в ожидании новостей из Ирана, новостей одна хуже, возмутительнее, бессмысленнее – другой…

В пятницу Christmas Party в семинарии. Два студента играют длинный отрывок из моцартовского концерта для кларнета… Всегда поражающая меня, буквально до слез, преображенность лиц у исполняющих… И ясной становится ложь, поверхностность наших обычных суждений: он, она – 'красивые'. На каком-то уровне жизни, в редкие минуты, когда она 'жительствует', красавец оказывается оскорбительным уродом, а урод – красивым. И это так, когда люди смотрят внутрь и ввысь и отдаются тому, что видят, что слышат…

Приближение каникул: ждешь их как освобождения.

Может быть, не нужно никогда перечитывать написанного, напечатанного. На этих днях 'копнулся', почитал себя и впал в уныние. Чувство – ужасное – такое: стоило ли?

Самая насущная из всех молитв: 'Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию'. Эта молитва в защиту от ветхого Адама в нас, как гной, просачивающегося в наш 'организм' и отравляющего его…

Вторник, 11 декабря 1979

Вчера поздно вечером разговор по телефону с 'Вермонтом'. Митя попал в тяжелую автомобильную катастрофу, страшно изувечен, Н. с ним в госпитале в Бостоне.

Когда-то, очень давно, мы издевались с о. Киприаном над одним афоризмом вл. Иоанна Шаховского: 'Есть люди-клинья и есть люди-звенья'. Но вот чем больше живу, тем больше убеждаюсь в правоте и точности этой классификации. Пишу это, думая о вчерашнем дне – целиком проведенном в заседаниях и обсуждениях.

По телевизору передавали вчера церемонию присуждения Нобелевской премии мира матери Терезе. Ее короткое, потрясающее, я бы сказал – светоносное, осуждение аборта. Святые не 'разрешают' проблем, они их снимают, делая очевидным, что сама-то 'проблема' от диавола.

Кончаю (!?) статью о Солженицыне. Решил назвать ее 'На злобу дня'. Ибо именно злобой пышет каждое слово и Чалидзе, и Синявского, и Ольги Карлайл. Статьей умеренно доволен.

Четверг, 13 декабря 1979

Преп. Германа. Ранняя Литургия. А по старому стилю – св. Андрея Первозванного, именины Андрея…

1 Сиорана 'Четвертование' (фр.).

495

Понедельник, 17 декабря 1979

Поездка – на субботу и воскресенье – в Новый Скит. Три с половиной часа по залитым холодным солнцем просторам штата Нью-Йорк. На севере уже снег и мороз. Всегда поражает пение – 'доксологическое', так сказать, 'великолепное'. Я говорю Л.: 'Мне кажется, именно это пение одновременно и определяет, и выражает тон этого удивительного монастыря'. Тон, в котором отсутствует 'оборот на себя', типичный для современного православного монашества, занятость собою, постоянная интроспекция. Действительно – погружение в нечто подлинное…

Четверг, 20 декабря 1979

Вчера – первый целодневный снегопад в Нью-Йорке…

Утром – на коротком рождественском представлении спенсовского детского сада, и это, вместе со снегом, с огнями рождественских украшений сквозь снег, дает тон всему дню. После обеда с Л. в магазинах. Невероятная красота Нью-Йорка: сотен тысяч освещенных окон в снежных сумерках, флагов, музыки… Как это ни странно, но, несмотря на кажущуюся бешеную его 'занятость', Нью- Йорк мне всегда кажется 'праздничным' городом… Момент блаженства: когда мы сидели с Л. в кафе около катка Рокфеллеровского центра. Горящие всюду елки, всегда радующая меня легкость, 'фантастичность' конькобежцев, возбужденная, праздничная толпа.

Осуждение Римом Кюнга. Заявление Кюнга: 'Мне стыдно за мою Церковь…' И вопли газет о 'репрессивности' Рима, о недемократичности Церкви. Он ничем , решительно ничем, не отличается от либерального протестантизма. Но вот нет, вместо того чтобы признать это, он будет 'бороться' (за права! за демократию!) в своей Церкви… Все это было бы смешно, если бы не столь бесконечно грустно, симптомом глупости , воцаряющейся, помимо всего прочего, в мире, трагической 'спекуляции на понижение'. Повторю, однако, то, что, кажется, уже писал: у Рима нет