чтобы быть понятым, услышанным? Нет, это не просто 'либерализм', это также и знание греха, присущего определенному типу 'церковности'. Не случайно и наши собственные молодые 'церковники' с таким пафосом возвращаются к рясам, к камилавкам, ко всему 'поповскому обличью'. Может быть, я не прав, но мне кажется: если бы они любили 'прежде всего' Бога и ближнего, им это не было бы так нужно. Но они любят Церковь-в-себе (an Sich), ее 'триумф' (хотя бы символический) есть их триумф. 'А Бог? – хочется перефразировать Розанова. – Что же, о Боге можно тоже поговорить… Но разве в Нем дело?'

Так или иначе, но кризис католичества, который, я убежден, не разрешается, а углубляется этим 'монолитным' Папой, есть наш общий кризис, в который мы, хотим мы этого или нет, не можем не оказаться 'включенными'. Если победит Папа – усилится клерикализм у всех христиан. Если не победит – усилится он, во всяком случае, у нас, православных. Ибо мы окажемся последними, уже поистине апокалиптическими, носителями и поклонниками Типикона, канонического права и клерикального триумфализма . Надо молиться о Церкви.

1 Ультрамонтанизм – движение в католицизме XIX в , направленное на централизацию церковной власти в руках папства ради обновления Церкви.

482

В аэроплане читал книгу Лидии Чуковской 'Процесс исключения'. Несколько страниц о Солженицыне, по-моему – удивительно удачных: 'Будто он в какую-то минуту – я не знаю за что и не знаю когда – сам приговорил себя к заключению в некий исправительно-трудовой лагерь строжайшего режима и неукоснительно следил, чтобы режим выполнялся. Он был сам для себя и каторжник, и конвойный. Слежка его – за самим собой – была, пожалуй, неотступнее, чем та, какую вели за ним деятели КГБ. Урок рассчитан был на богатырские силы, на пожизненную работу без выходных, а главным инструментом труда была полнота и защищенность одиночества'. Я прочел это Л., она сказала: 'А ты не думаешь все-таки, что С. попадет в рай и что нечего слушать наветы разных Чалидзе?' Насчет рая, конечно, не знаю, величие и единственность его чувствую, так сказать, всем существом. Но… Ах, если бы все это было так просто!

Воскресенье, 14 октября 1979

Девятнадцатый век – Гегель и К° – обожествил Историю. Теперь, разочарованная ею, часть 'властителей дум' ее развенчивает. Как развенчивают ее также и 'спиритуалисты' всех оттенков. Одни утверждают, таким образом, что только в Истории, только служа ей – ее 'смыслу', – человек находит смысл и своей жизни. Другие теперь с той же страстью уверяют, что только в освобождении от 'истории' можно найти этот смысл. И христиане приняли это 'или – или' и изнутри, в своем сознании, подчинились ему – ив этом трагедия современного христианства. Трагедия потому, что, в последнем счете, вся новизна христианства в том и состояла (состоит), что оно эту поляризацию, этот выбор снимает . И это 'снимает' и есть сущность христианства как эсхатологии. Царство Божие есть цель истории, и Царство Божие уже сейчас 'посреди нас', 'внутри нас' есть… Христианство есть единичное историческое событие , и христианство есть присутствие этого события – в настоящем – как завершение всех событий и самой истории. И чтобы это было так, только для этого нужна, только в этом – Церковь, ее 'сущность' и ее 'смысл'…

Все это, казалось бы, – азбучные истины. Но тогда почему они не действуют ? Не потому ли, что христианство стало, с одной стороны, восприниматься ('благочестие'), а с другой стороны – интерпретироваться , объясняться ('богословие') – 'по стихиям мира сего, а не по Христу'?1

И тут для меня и заключен весь смысл литургического богословия. Литургия: соединение, явление, актуализация историзма христианства ('воспоминание') и его трансцендентности по отношению к этому историзму ('днесь , Сыне Божий…'). Соединение начала с концом, но соединение сегодня, днесь…

Отсюда сопряженность Церкви с миром. Она для мира , но как его начало и конец, как утверждение, что мир – для Церкви , ибо Церковь есть присутствие Царства Божьего.

В этом вечная антиномия христианства, и тут суть всех современных споров о нем. Задача богословия – быть верным антиномии, снимаемой в опыте

1 Кол.2:8.

483

Церкви как 'пасхе': переходе постоянном , а не только историческом, мира в Царство Божие. Из мира нужно уходить все время и в нем нужно все время пребывать.

Соблазн благочестия – свести все христианство к себе, соблазн богословия – свести его целиком к 'истории'.

Четверг, 18 октября 1979

Усталость. Не физическая, а какая-то другая. Усталость от всего того, что все время 'съедает' отрывки жизни. Сегодня – мой единственный день в Нью-Йорке, вечная мечта – засесть за стол, за 'Литургию'. Но просыпаешься и вспоминаешь: утром – радио 'Свобода', в полдень – панихида по Гартман на 2-й улице, в час – завтрак с К.Лютге, а затем когда-то днем – свидание с Ю.Хлебниковым и его невестой. И вот день заранее 'съеден', и на душе – уныние. Уныние – я знаю это – всегда греховно. Но оно и оттого тоже, что, за исключением 'Свободы', все остальное перечисленное выше не нужно, то есть я для этого не нужен. О.А.Гартман не ходила в церковь и была одним из вождей движения 'гурджиевцев'. Хлебников женится и без меня. Лютге тоже 'случаен'… Но день убит, и не первый, а тысячный, я неделями ничего, что мне кажется нужным , не делаю… И потому всегдашнее уныние, которое я стараюсь 'заговорить' такого рода мыслью: а может быть, не нужно (в очах Божиих) именно 'нужное' мне и я должен смириться и, как говорят, 'принимать' все это? Л. всегда говорит: 'Ты не умеешь говорить 'нет''. Но это было бы, возможно, добродетелью, если бы это было от любви – от пастернаковского 'Я ими всеми побежден, и только в том моя победа'1 . Однако нет, никакой любви я не чувствую, чувствую, напротив, раздражение. И вот скоро – шестьдесят лет, а я все как-то 'петушком, петушком'. И еще одно: я совсем не знаю, чем бы я был, если бы Бог дал мне эти, кажущиеся мне вожделенными, 'одиночество и свободу'. Ceci dit2 , надо 'начинать день', то есть ехать на радио 'Свободу'.

Купил на вокзале [газету] 'Le Monde'. Статья Ганса Кюнга 'Jean P. II: une interrogation'3 , из каковой interrogation явствует, что Кюнг недоволен Папой со всех точек зрения, ибо Папа – en rйsumй4 – 'est un defenseur doctrinaire des vieux bastions'5 . Чего Кюнг не сознает и не чувствует – это невозможности для Католической Церкви принять его программу, его богословский метод, его понимание Церкви и т.д. Кюнг – это конец католичества, и у Папы просто нет другого выхода, как звать обратно. Кюнг, в сущности, проповедует и готовит новую реформацию , и этого Папа, ясно, допустить не может. Таков тупик католичества. Единственное, что оно может, – это периодически 'выделять' из себя реформацию: в XVI веке – Мартина Лютера, в XIX -Lamennais, затем – старокатоликов, в XX – модернистов, а теперь Кюнгов и

1 Из стихотворения Б. Пастернака 'Рассвет'.

2 Исходя из этого (фр.).

3 'Иоанн Павел II: допрос' (фр.).

4 коротко говоря (фр.).

5 'доктринерский защитник старых бастионов' (фр.).

484

К°. Как не понять, что 'непогрешимость', то есть абсолютный авторитет ех sese, не ex consensu Ecclesiae1 , это не случайность, не девиация, а 'норма' и, отступая от нее, Римская Церковь начинает распадаться…

Суббота, 20 октября 1979

В связи с лекцией, в следующий понедельник, о Толстом . Он живая и трагическая иллюстрация 'отпадения' как неблагодарения … Его искусство было