4 доведению до абсурда (лат.).

5 Кондак Великого канона Андрея Критского: 'Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается…'

6 забастовка с занятием помещения (фр.).

7 Ксавье Балла: '…эта старая галло-римская страна, управляемая евреем…' (фр.).

8 Оплачиваемые отпуска (фр.).

421

стал что-то различать. И первое, что возникло в душе, в сознании, – это отвращение к ненависти, ко всяческим 'непримиримостям'. Я не стал ни на йоту 'левым', но почувствовал непреодолимое отталкивание от всего 'правого', от правой 'ментальности', в сущности пронизанной ненавистью. И так оно продолжается и по сей день.

Как будто какие-то, почти незаметные, намеки на весну. Вчера ехал из Syosset (прием сербского епископа Cattor, заседание с Митрополитом, 'дела'…) и смотрел на этот – уже весенний, уже с 'обещанием' – закат за голыми, все еще заснеженными деревьями.

Пишу все это, чтобы оттянуть работу: писание скриптов…

Вторник, 14 марта 1978

Второй день Поста и второй день некурени я, и, Боже мой, как это мучительно, бесконечно мучительно. Странно сказать, но именно тут ощущаешь со всей силой смысл всего того в молитве, вере, христианстве, что выражено этим непрестанным 'Господи, помилуй' в ответ на Христово 'без Меня не можете творити ничегоже…'1 . В каком-то смысле, хотя я никогда об этом не писал, курени е уже давно составляет своеобразный 'фокус' моей жизни, средоточие вопроса, как жить и т.д. Только курящие, и курящие, как я, на протяжении сорока лет, а в последние двадцать лет – по два пакета в день, повторяю – только вот такие курящие поймут, какая эта огромная и мучительная и решающая – нет, не 'проблема', а тяжесть и как, на глубине, в подсознании, все с ней так или иначе связано

Закончил Блюма и все в тех же раздумьях начал Н.Guillemin 'L'arriиre-pensйe de Jaurиs'2.

Письмо от Н.Струве. Копия письма к нему О.Клемана. Его – то есть Клемана – отказ выступать со мной на съезде РСХД в мае (из-за моего интервью в 'Le Messager') и т.д. Очередная буря в стакане воды (парижском…). Но все же буря знаменательная. Засел за ответ Клеману. А тут надвигается синод – наш – и м[итрополит] Ф[еодосий] хочет 'доклада'… И юбилей семинарии, и создание комитета помощи гонимым за веру. И мелкие, но липкие и неотлипающие 'проблемки' в семинарии. И потому отчаяние… Зато службы, особенно псалмы ! Вот уж действительно – из глубины!

Четверг, 16 марта 1978

Вчера первая Преждеосвященная, до этого три дня исповедей и служб. Но все идет хорошо, и несколько раз подступала к сердцу та вот 'полнота', объяснить, изложить которую невозможно, но которая одна только и убеждает…

Сравнительная неудача 'левых' во Франции.

Израильское нашествие на Ливан.

Каким безумным все это кажется из глубины молитв, читаемых на Преждеосвященной Литургии! Но вот почему-то 'не действуют' эти молитвы, и не

1 Ин.15:5.

2 А.Гийемэн 'Задняя мысль Жореса' (фр.).

422

действуют прежде всего на тех, кто их 'охраняет' в мире. Я особенно сильно чувствую в эти дни, что евангельские выражения – 'мир сей', 'не от мира сего' – предельно конкретны. Вот я пишу – 'не действуют'. Но не действуют буквально в ту меру, в какую сама Церковь или христиане живут и действуют по логике 'мира сего'. Тогда все, сказанное ими в логике 'не от мира сего', не действует, совершенно нейтрализовано. И это и в личной жизни, и в истории Церкви. Поскольку Церковь становится одним из 'факторов', одной из составных частей 'мира сего' (политики, национализма, игры 'правого' и 'левого', даже 'религии') – ее подлинная message1не звучит , в лучшем случае, а в худшем – звучит как обман. Что такое 'мир сей': это прежде всего расчет, вера в расчет , и это всегда 'логика силы'.

Четверг, 23 марта 1978

Целая неделя – и абсолютное отсутствие времени. В воскресенье в Торонто (две проповеди, два доклада, вопросы и ответы…). Затем три дня – поездки в Syosset, на заседания синода. В промежутках лекции, и безнадежный, удручающий завал 'дел' в семинарии.

Однако – урывками – чтение. В Торонто (в аэроплане, в кровати): Claude Mauriac 'Introduction a une mystique de 'enfer', затем H. Guillemm 'L'arriere-pensee de Jaures'; наконец Cioran 'Utopie et histoire'2 – все три очень интересные. Записываю, чтобы не забыть…

Понедельник, 10 апреля 1978

'Записываю, чтобы не забыть…' А вот теперь даже не записываю, хотя, казалось бы, и есть что записать. Но – раздробленность времени, в котором живешь, суета, безостановочно накатывающие маленькие дела и делишки, разговоры, заседания, телефоны… Это своего рода Кафка, только без жестокости, без таинственного обвинителя. Но то же чувство без вины виноватого (не успел, не сделал, не поговорил), и потому в промежутках – даже длинных – между этими 'делами' бросаешься в какую-то нирвану, и прежде всего в чтение…

Все-таки – для памяти – запишу (записываю только то, что, по-моему, ложится на душу светом и благодарностью).

Два дня с Л. в Палм-Спрингс (29-30 марта). Удивленье, восхищенье цветущей (буквально!) пустыней.

Week-end затем в Калифорнии.

Прошлая суббота – в Вашингтоне, где все расцветает! 150-летие со дня рожденья Толстого, симпозиум в George Washington University.

Чтенье, в связи с Толстым, сборника статей 1912 года 'О религии Льва Толстого' (Булгаков, Бердяев, Эрн и т.д.). Замечательно. Пожалуй, лучше не скажешь. Удивительно, однако, что сказанное и доказанное не действуют. Разго-

1 весть, проповедь (англ.).

2 Клод Мориак 'Введение в чистику ада'; А.Гийемэн 'Задняя мысль Жореса'; Сиоран 'Утопия и история' (фр.).

423

воры, обсуждения опять начинаются с азов. Внучка Толстого Вера Ильинична, крайне обиженная моим докладом: 'Ведь он же проповедовал добро, верил в Бога, любил… а Вы…' Все просто: чудный, добрый старик, которого не понял 'гадкий' Синод.

Горести [оо.] Вани [Ткачука] в Монреале, Алеши [Виноградова] – на 71-й улице, Лени [Кишковского] – в Sea Cliff. Всюду то же самое: животная, иррациональная ненависть русских не только, скажем, к английскому языку, к одному слову по-английски, но буквально к самому факту, что их куда-то зовут, к чему- то призывают, просят осознать… Эта жуткая, демоническая самовлюбленность. Отрицание всякого рассуждения, логоса, анализа.

Дима Григорьев, в Вашингтоне, рассказывает о России, куда он часто ездит. То же самое, животный национализм, животный антисемитизм. Всегда – мы, наше … Или же уж тогда – хула и самооплевание. Но вот и каемся мы 'лучше всех'. 'Духовное возрождение', 'очищенье страданием' и т.д. А на деле то, что ползет 'оттуда', – непомерно жутко. И иногда, признаюсь, слушая рассказы Вани, Алеши, Лени об их 'приходских собраниях', о воплях вроде: 'Там, где дело касается национализма, касается нашей русскости, кончаются любовь и терпение…' (verbatim), хочется проститься со всем этим 'вечным расставанием'.

'А вы терпеньем, любовью, постепенно' (советы владык Ване, Алеше, Лене)

И никакой охоты со всем этим бороться (в 'Новом русском слове'?!). Охота подальше уйти. И, мне