чьи-нибудь? Гумилева? может быть прямо на бумажке, еще не напечатанные?»[123]
Думается, что именно знакомство с Вячеславом Ивановым стало решающим в дальнейшем формировании Бородаевского как поэта. Иванов активно занялся его духовным и поэтическим воспитанием: ср. запись в его дневнике от 2 сентября 1909 г.: «Бородаевский пришел к обеду. Был радостен и доверчив. Хорошо познакомился с Кузминым, который очень приласкал его. Он читал с Бородаевским, по моей просьбе, из Пролога. Бородаевский прочел новые стихи. Прекрасен “Кремлев дуб” (“Багрянородному”, – под которым он, как сказал вчера, разумеет – меня!) и “Орлов”. Там ночевал стих – очень остры и смелы. Он очень поэт. Я в нем не ошибся. Вечер был посвящен мною воспитанию Бородаевского посредством Кузмина. Между прочим. Я сказал: “вы видите в нем эту религиозную гармонию, вместо которой в вас раскол?” Бородаевский сказал “вижу и завидую”. Я в ответ: “завидовать нечего, это достижимо, средство простое, его нельзя назвать вслух”. И намекнул: “непрестанная молитва”. <…> Обилие и непрерывный ритм любви, благорастворение воздуха, в котором он живет. Бородаевский едет в Вологду за стариной».[124]
В сентябре 1909 г. Бородаевский поселился в Петербурге. Вскоре к нему присоединилась супруга, которая ожидала рождения второго сына. Бородаевский принимает живейшее участие в интеллектуальной и литературной жизни столицы: кроме заседаний РФО и «Академии стиха», его присутствие было замечено на похоронах И. Анненского, на обеде литераторов в ресторане «Малый Ярославец» 27 ноября 1909 г., когда было организовано чествование Е.В. Аничкова[125].
Посещения Бородаевского часто отмечает в своем дневнике М. Кузмин: «Пришел Бородаевский», «Обедал Бородаевский и сидел вечер»[126]. Иванов был приглашен в крестные к сыну Бородаевского; об этом событии сохранилась запись М. Кузмина от 7 января 1910 г.: «Поехал на крестины к Бородаевскому. К обряду опоздал, но попы еще были. Вячеслав был во фраке, очень торжественный, так что священник пожелал новорожденному быть директором завода». Впоследствии тема «кумовства» будет не раз обыгрываться в шуточных посланиях Иванова [127] к супругам Бородаевским. Между семьями завязываются самые дружеские отношения: в письмах имя адресата «Вячеслав Иванович» сменяется на просто «Вячеслав».
Мистицизм Бородаевского и его интерес к русской религиозности, к особой роли христианства в истории, с момента встречи с Ивановым начинает приобретать черты увлечения оккультными учениями. Время знакомства Бородаевского с «башенной» жизнью совпадает с усиленным интересом Вяч. Иванова к розенкрейцерству. Бородаевский был представлен теософке А.Р. Минцловой, которая месяцами гостила на «башне»; тогда она переводила «Теософию» Штейнера и хотела организовывать розенкрейцеровское «братство»[128].
Весной 1910 г. супруги Бородаевские уезжают в курское имение. О «башенной» жизни они расспрашивают в письмах М.М. Замятнину и Веру Шварсалон, которые охотно посвящают их в перипетии литературного быта. Бородаевский обменивается дружескими поэтическими посланиями с М. Кузминым и Ю. Верховским, которому писал летом 1910 г.:
Дорогой Юрий Никандрович,
Сердечное Вам спасибо за Ваше милое и прекрасное послание, которое должно быть признано образцовым. Оно меня очень порадовало, а некоторые характеристики заставили от души смеяться. Собирался ответить вам александрийским стихом (почему-то он стал мне особенно мил теперь), но сперва помешали дела, а потом лихорадка, и я вынужден отвечать Вам речью бескрылой.
О Петербургских поэтах скучал не порой, а очень часто, и вообще после Петербурга мне как-то не хватает (психически) воздуха.
Настоящего, деревенского спокойствия я не зияю, так, как охвачен сейчас бездной хозяйственных работ по двум имениям, а <разгар?> уборки самый, можно сказать, настоящий.
Я все-таки надеюсь ответить поэтически; в Вас есть бодрящая сила, которая заставляет браться за струны самых ленивых.
Когда Вы рассчитываете на выход Ваших идиллий? Жду экземпляра с автографом.
Жена шлет Вам свой искренний привет, а я крепко жму руку Вашу. [129]
Дружеское стихотворное послание – характерная примета башенного быта; возрождение жанра послания свидетельствовало о сознательном культивировании нового направления – неоклассицизма, ориентированного прежде всего на традиции русской романтической поэтики и особенно явственно проявившегося в поэзии В. Бородаевского, Ю. Верховского, Б. Садовского. Речь идет как о формировании определенного стилистического строя, ориентированного на поэзию пушкинской эпохи (Баратынского, Вяземского, Батюшкова, Тютчева), так и о своеобразной попытке реставрации жанровой системы романтизма. Иванов не случайно формулировал названия сборников стихотворений Верховского и Бородаевского по жанровому принципу[130]. Сам Бородаевский считал одним их «самых могучих поэтов Символа» Ф. Тютчева (также Вл. Соловьева) и упоминал его в стихах как верного спутника одиноких размышлений.
В начале осени 1910 г. издательство «Мусагет» задумывает издание антологии современной поэзии. Во многом эта идея принадлежала Андрею Белому: весной того же года он организовал при издательстве «кружок экспериментальной эстетики» (Ритмический кружок), в котором принимали участие молодые поэты. Вероятно, именно Белый просил Бородаевского дать стихи в «Антологию» (М., 1911); в письме А. Блоку он сообщал: «Книгоиздательство “Мусагет” издает альманах стихов. Желательны из Петербурга ты, Иванов, Кузмин, Бородавеский и несколько других»[131].
В «Антологию» Бородаевский представил подборку стихотворений, которые позднее были включены им в сборник «Уединенный дол». Редактировали рукописи и формировали состав антологии А. Белый и Эллис (Л. Кобылинский); в связи с возникавшими трениями между редакторами, необходимо было сопровождать черновые рукописи краткими рецензиями на авторов сборника. В наборной рукописи «Антологии» к машинописным копиям стихотворений Бородаевского – «Скиты», «Старцы», «Последний ландыш», «Если сердцу нужно приобщиться радости…» – приложена рукописная копия сонетов с рекомендательной записью Андрея Белого карандашом: «Независимо от данных стихов Бородаевский
В конце 1910 г. Бородаевские вновь посетили Петербург, новый год они встречали вместе с семьей А.Н. Толстого. 31 декабря 1910г. Толстой писал А.М. Ремизову: «Если же Вам обоим нельзя будет прийти (что нас очень огорчит), то 2-го января ждем Вас обоих непременно. У нас будет Бенуа и Бородаевский, больше никого»[134].
Те же лица присутствовали и на маскараде у Ф. Сологуба, о котором у М.А. Бородаевской сохранились яркие впечатления; Вяч. Иванов на маскараде не присутствовал, отправив вместо себя Веру Шварсалон с Бородаевскими[135].
Дочь Иванова Лидию и его будущую супругу Веру Шварсалон Бородаевские пригласили погостить в Кшень. В дневниковых записях М. Кузмина за 6 января 1911 г. отмечено: «Зашел к Бородаевским, пил чай, на столе у него книжечка о Ефреме Сирине, разговоры полумосковские, полупровинциальные, успокоительные. Вера и Лидия едут с ними»[136]. В письмах к Вяч. Иванову В. Шварсалон рассказывала о помещичьем быте курской глубинки, всё было в диковинку; из писем мы узнаем о характере Бородаевского: «Вал<ериан> В<алерианович> ведет почти, как мне кажется, келейную жизнь (м<ожет> б<ыть>, от нас он прячется) целый день, с утра до ночи в
