нас не учили. Это было нудно, не интересно и нашего ума не касалось. Касаться было не должно. 

В те осенние дни, лишь, промелькнула мысль, что в Самаре танков не бывает...

Новостной канал тем и хорош, что у нас только новости. Для выпускницы это было бы маловероятной удачей, не приложи я совершенно конкретные усилия и определенный талант прямого влияния. Если бы рейтинг Лиды не рос с каждым ее появлением в эфире, шеф выбрал бы «старого солдата» для освещения этих событий. Можно ли сказать, что мне повезло?

Я невесело усмехнулась. Оглянулась на нашего оператора, сказавшего: «Хм» укреплениям ООН за стеклом.

Анатолий, наш оператор, вызывает во мне благоговение. В Москве он - клетчато-рубашечное недоразумение с бородой на пол лица и лохматой, мечтающей о ножницах через день после стрижки шевелюрой. За МКАДом он превращается в Маугли с камерой. Все, что кажется тухлым и банальным в городе, за его пределами становится жизненно-необходимым и жизненно-оправданным. Он не знает, что такое тренд и думает о слове «стиль», лишь, в случае отгадывания в кроссворде «палочки, служащей для нанесения текста на дощечку». Но если мы попадаем под дождь, помимо зонтов, он и камера обеспечены зелененьким дождевиком грибника. Он представитель обособленной от городской суеты расы человекообразных – нормальных мужиков.

Гриша, как моя тень, - всегда со мной. Ее нахождение рядом оплачиваю я. С появлением в моей жизни Миши – агента, ее присутствие в скором времени будет уже не так накладно. Представить свой день без Гриши мне крайне сложно. Она – неотъемлемая часть моей повседневности. Если бы еще Марк не называл ее «он», а Миша «этот трансвестит», мне было бы спокойнее.

- Горячо... – Вздохнула я, когда Гриша припарковала машину.

За пару часов нашего отсутствия все изменилось. Мы живые люди. И в этом, иногда, кроется проблема...

Каждые два часа мы передавали новости. Что пускать в эфир решали в Москве. Наше дело – донести все подробности быстро и четко. И в эту ночь о сне речи быть не могло.

Каждый раз, когда Анатолий выключал камеру, я искала глазами Гришу. Он поглощал концентрат «продукт Лида» в неразбавленном виде, в нескольких метрах от меня. Кто-то должен был выводить мою работу во вне. И мне становилось неудобно, что этим кем-то стал этот замечательный мужик.

- Лида, умники на штурм идут. – Гриша зависла надо мной в машине.

- А? – Я приняла горизонтальное положение. Осмотрелась.

Светало. Вокруг стоял такой гам, что вообще непонятно как я уснула. 

- Умники. Штурмуют. Здание. Суда.

Я выползла из машины. Анатолий вылавливал вкусные кадры.

- Который час?

- Пять. – Ответила Гриша.

- Я - как?

- Великолепно. – Обернулся Анатолий.

Прозвучало это как оскорбление. Ему было сложно находиться рядом со мной.

Мы протискивались сквозь толпу, явно готовящуюся воевать. Не знаю, начали они готовиться, пока я спала, или когда увидели окружающие здание суда бронемашины подразделения НАТОвцев, но хоть по камню – у каждого встречного в руках было какое-то оружие. Я опустила взгляд на болтающуюся на шее аккредитацию. Становилось страшно...

 - Мы у здания суда, захваченного минувшей пятницей сербскими сотрудниками общинного и окружного судов и прокуратуры. – Сказала я в камеру. За Анатолием такой же, как и он сам, бородатый загорелый мужик меланхолично поправлял тряпочку в бутылке с зажигательной смесью. Пришлось сдержать нервный позыв сглотнуть. – Мы видим, что штурм, осуществленный сотрудниками специальных сил полиции гражданской миссии ООН (UNMIK) не вызвал сопротивления арестованных. Спокойствие юристов и наблюдающих за освобождение здания суда сербов обеспечивают несколько сотен солдат KFOR сил НАТО. Территория окружена бронемашинами и танками. – Я обернулась посмотреть, что творится у здания суда, когда Анатолий сделал знак рукой. Я сказала спокойствие? Минута прошла? Ну, хоть полминуты? – В оцепленном периметре несколько десятков единиц тяжелой техники, над городом курсируют вертолеты. Прорывающихся к зданию суда манифестантов сдерживают представители миротворческих войск.

Анатолий поднял руку. Гриша обе: уходи! Я обернулась.

Когда повернулась обратно, оператор уже стремительно ретировался в сторону от проезжей части.

- Что они собираются делать? – Спросила у Анатолия. – Они же не будут по нам стрелять?

Оператор сфокусировал на мне взгляд. Скорее всего, не расслышал, за спиной что-то взорвалось. Я обернулась.

- Снимай.

Ему не нужно было это говорить. Прямо над нами кружили вертолеты. Хотя, и без них расслышать было что-то сложно... Я скосила взгляд на странное движение дальше по улице. Потом и вовсе обернулась. Подняла палец, показывая. Анатолий развернулся вместе с камерой. Дальше по улице одновременно, словно договорившиеся, на проезжую часть синхронно падали два столба. Среди криков, скрежета и выстрелов послышался новый взрыв. Я инстинктивно дернулась спрятаться. Гриша маячила рядом, пытаясь уберечь от бегущих к зданию суда людей. Каспер... Я привидение Каспер... Меня никто не видит.

- Лида, камера.

- Мы видим, как гражданские лица оказывают ожесточенное сопротивление миротворческим силам ООН и НАТО. На глазах выстраиваются баррикады из машин, только что были повалены осветительные мачты. Слышатся выстрелы. Практически у каждого присутствующего здесь в руках... – От раздавшегося грохота я присела, вжала голову в плечи и обернулась.

- Пиздуем. – Сказала Гриша. Мы вжались в стену. Я начала кашлять.

- Что это?

- Пошли. – Анатолий натянул ворот водолазки на нос и тряхнул головой.

По щекам текли слезы, в носу и горле першило. Еще полминуты назад мы бежали бы против течения толпы. Теперь людская река изменила направление.

Забежав за угол дома, я откинула голову на бетонную стену. В какой-то миг, вычислить который уже не представлялось возможным, мы оказались в центре войны. Настоящей, оглушительной, пахшей гарью и газом. Меня снимать после всего унюханного было нельзя. Но Анатолий знал и имел опыт несравненно больший, чем я. Вздрогнув от прикосновения, я открыла глаза. Мгновение передышки закончилось. Гриша, поплевав на салфетку, вытирала подтеки туши у меня на щеках.

- Может, у тебя еще и «Натуральная слеза» припасена? Если у меня глаза такие же, как у тебя...

- Угу...

- Готова? – Обернулся Анатолий. Я кивнула, поморщившись.

- На ближайших к зданию суда улицах Косовска Митровица разворачиваются боевые действия. Несколько сотен сербов, возмущенных осуществленным УМНИКами захватом...

Гриша заржала. Анатолий склонил голову. Я опустила глаза и начала тихо смеяться.

- Без истерик, Лида.

Я кивнула, пытаясь продышаться. Уже совсем рассвело, но светлее будто и не стало.

Комментируя происходящее, я выключала микрофон, чтобы высморкаться и прокашляться. Да, я сказала, что миротворцы были вынуждены применить слезоточивый газ против манифестантов. Но вряд ли кому-то было интересно, что корреспондент тоже нанюхалась его вдоволь. В какой-то момент мы опустились на корточки и перебрались за чью-то машину. Я молилась, чтобы она не взорвалась и не привлекла внимания ни одной из сторон, пока мы за ней прятались. Я молилась. Впервые в жизни...

И казалось, что это никогда не кончится...

- Они резиновыми пулями отстреливаются. – Шмыгнул носом Анатолий.

- И взрывы пуховые, и огонь нарисованный и гранаты игрушечные... – Качнула я головой.

- Просто, скажи это.

Мы поднялись. Я вздохнула, пытаясь проморгать глаза.

Живы будем – не помрем... Сама хотела, Лида.