- Я завтра буду у мамы. – Говорила я в трубку.

- Хорошо, девонька. Мы заберем вас. – Улыбалась бабуля на другом конце провода.

С двумя пересадками на чартерах я, в общем-то, даже, выспалась. Гриша дремала рядом, накрыв своей ладонью мою. В самолете наши розовые наручники могли породить некрасивые слухи. Любой повод хорош лишь тогда, когда он свеж. И этот повод случился прошедшей осенью.

В то дождливое утро у одного из отелей в Чехии меня встретили папарацци. Я растерялась. Хоть и прельщающий взгляды, хоть и соблазнительно-трогательный, но я просто журналист. Я штатный специальный корреспондент. Гриша пыталась оградить, как могла. Я перетрусила, проталкиваясь к такси. Когда же я, по привычке, передала ей зонт, и ухватилась за ручку двери такси, произошло недоразумение. Она так и не призналась, специально или случайно произошло то, что произошло. Из ее поясной сумки выпали наручники. Как из секс-шопа, только с нормальным ключом. Она сама сшила мягкий пушистый чехол, чтобы не натирали. Наручники в розовом меху...

Я открыла рот, смотря на мгновенно промокшую синтетику. Все внимание устремилось к ним: розовым меховым наручникам, упавшим между нами. Опомнившись, я подняла взгляд на Гришу и прыснула со смеху. Она улыбнулась в ответ и наклонилась, чтобы поднять. Папарацци были счастливы. Меня никто не тронул. В тот же день фотографии наручников и наши смеющиеся лица подвинули все гламурные новости Интернета. Блоги запестрели фантазиями на тему нашей лесбийской любви. И не собиравшийся остывать интерес просто закипел.

И все из-за простого и доступного ухищрения для лунатика Лиды...

Мы вышли из здания аэропорта, не вполне понимая, какое нынче время суток на улице и у наших организмов. Было прохладно. Где-то у горизонта небо обещало впустить в мир солнце. Коммуникатор пестрел вызовами и SMSками. Начальство бесновалось в трубке, как бывало не часто.

- Валерий Михайлович, у меня корь. Я вся в красную точечку.

- В какую на хуй точечку? – Орал динамик.

Я отдала трубку Грише, мотая головой.

- Да. – Сказала она. – Да, все так. – Повторила спокойно. – Да, пиздец полный, Валерий Михайлович...

Я улыбалась, ловя такси.

- Да, зазведилась, сволочь. Вы абсолютно правы. Где мы? Сложно сказать, Валерий Михайлович. Мы где-то над землей. Здесь облака. Я не знаю точно.

Я показала таксисту на два чемоданчика и улыбнулась: на Городское кладбище.

- Да, суки последние. Вы правы, Валерий Михайлович. Я тоже в ахуе. Да. Я тоже не знаю что делать. Да, отбой. – Гриша села на переднее сиденье и передала трубку обратно.

- С чемоданами на кладбище? Погостить? – Обернулся таксист к Грише.

- Да. – Ответила она, наверно, по инерции...

Всю дорогу шофер смотрел на меня в зеркало заднего вида.

- Я могу подождать вас, Лида. – Сказал, когда я подошла к багажнику.

- Спасибо, не надо. – Отрицательно качнула я головой. Достаточно было, что таксист меня узнал.

Вытащив наши чемоданчики, Гриша сделала страшное лицо и подождала, пока он отъедет. Я уже шла к входу на городское кладбище. К могиле родителей. К зеленой ограде по пояс с острыми пиками на концах. К гранитной плите, в самом низу которой, под фотографиями родителей, именами и датами жизней по моей надписи было выгравировано: мамочка...

Двенадцать лет прошло. Тебя нет со мной ровно половину жизни...

Я сидела на корточках, выдергивая сорняки из цветника и рыхля землю вилкой, хранящейся за надгробием. Вокруг было пусто, ничто не могло нарушить мертвой тишины. Нужно было оставить пару сорняков бабушке. Вздохнув, я села на крохотную шаткую лавочку. Обернулась к Грише. Она не заходила, сидя в сторонке на чемоданах. Поймав мой взгляд, полезла в багаж за водкой. Хлеб пекла бабушка. Она сама пекла...

Не ища чистых мест на ладонях, я уткнулась лицом в запястья. Я попытаюсь. Еще немножко, и я попытаюсь все исправить. Я пока не чувствую сил. Но я смогу. Я обязательно смогу. Я слишком сильно по тебе скучаю. Я слишком сильно тебя люблю.

Когда скрипнула калитка, я сглотнула. Ополоснув стакан, Гриша налила водки и поставила на могилу. Села рядом. Я кивнула, вытирая слезы. Тушь защипала глаза.

- Марк?

Он обнял меня за плечи и прижал к себе голову, целуя волосы. Я заплакала. Как хорошо, что ты рядом. Сволочь ты такая... Как же хорошо, что ты рядом...

Мы сидели тихо. Сидели молча. Я не могла рассказать ему о том, что хочу вернуть маму. Я не могла делиться. Не могла. Потому он и копался в моем прошлом, что я не могла открыться сама. Я не сердилась. Если только чуть-чуть...

- Аншлаг, Петенька. Полный.

Я обернулась, тут же поднимаясь.

- Бабуля!

- Это новые тенденции в макияже, девонька? – Улыбнулась бабуля, распахивая объятия.

Деда расцеловал меня в щеки, потерев их для начала хлопчатобумажным платком в синюю клетку. В периметре два на полтора, огороженном для общей могилы моих родителей и лавочки, уместиться вчетвером мы никак не могли. Выйдя, я начала обдирать вьюнок с ограды. Марк стоял сзади, опираясь спиной на накренившуюся ограду могил по другую сторону дорожки.

- Навернешься... – Покосилась я, хлюпнув носом.

- Она на дерево опирается. – Отрицательно качнул головой Марк.

Поднявшись, я подошла. Поцеловала. Я уже успела забыть, какой ты некрасивый... Улыбнулась, вздыхая. Обернулась к деду с бабулей, хозяйничающих на могиле единственной дочери и зятя. Марк привлек к себе, обнимая. Терся носом о затылок, целуя волосы. Я сжимала ладонями его руки. Только когда он был так рядом, я понимала, насколько сильно скучаю.

- Я с ума схожу, когда ты пропадаешь так надолго... – Шептал мне в затылок. – Кажется, что ты решила не возвращаться. Что все...

Я отрицательно качнула головой. Говорить не хотелось. Нарушать здешнюю тишину, мертвенное спокойствие, пронизанное лучами солнца сквозь вековые кроны. Хотелось просто молчать. И так славно было то, что он рядом.

 - Выйдешь за меня, наконец?

Я кивнула прежде, чем успела придумать очередной отрицательный ответ. Закрыла глаза, сжимая обнимающие руки.

- Да?

- Да.

Марк склонил голову так, будто до этого внутри него был зацементирован железный каркас. Мне и самой стало так легко... Ничего не имело значения. Ни кто не был важен, кроме людей, находящихся сейчас здесь.

6. Декабрь 2008

В начале декабря Валерий Михайлович в ультимативной форме сообщил, что я ухожу в отпуск. На две недели. С понедельника.

Возвращаясь домой, я была уверена, что это Марк. Мы расписались в том месяце. Ни о каком свадебном путешествии не было и речи. Но он мог организовать что-то приятное и намекнуть моему шефу, что пора бы меня отпустить отдохнуть. Но сообщив об отпуске Марку, я встретила обычный спокойный взгляд. Это был не он...

Он не мог вырваться так резко. Его день был расписан с девяти до восьми и «звездиться» было не на чем. Мы, вроде как, были на равных. В трудовых книжках идентичные записи. В штатном расписании схожие обязанности. Но его не встречали в аэропортах, у него не было своего агента, его не приглашали в ток-шоу, не снимали интервью для журналов, и к Новому году на прилавках парфюмерных сетей не появятся духи с