— Не дури!..

 — Молча-ать! — заорал часовой от двери и угрожающе передернул затвор карабина.

 — У нас нет времени выяснять ваши странные обстоятельства, — сухо сказал Курт, когда вышел от штурмбаннфюрера. — Отправим вас повыше, где во всем разберутся. Советую быть правдивыми и откровенными. Там шутить не любят.

   Ехали в «джипе» с американским звездно-полосатым флажком на капоте и белыми звездами в круге на бортах. Дорога в выбоинах, до кюветов разбита и размята гусеницами танков и самоходных орудий. Рыхлые снежные островки сплошь запятнаны мазутом и солидолом. Рядом с шофером солдат, да еще двое сжимают парней с боков. Не двинуться, не повернуться.

   Лисовский замер, невольно вздохнул. Получено несколько часов или дней отсрочки. А что дальше? Из машины не уйдешь, охрана настороже. Нечаянное движение, и на запястьях сомкнутся наручники. Придется выжидать, когда гитлеровцы ослабят бдительность. Он назовет фамилию Зоммер, вспомнит Бломерта, и до ответа из Берлина нужно бежать. Наблюдения не снимут, но вести его будут не слишком рьяно. Им необходимо вывернуться, раствориться в людской массе. А если отправят в Берлин?!

   Дорога петляла в гуще лесной чащобы, среди могучих деревьев, бежала мимо древних развалин, грубо отесанных гранитных глыб, по краям горных отвалов. Порой машина зависала над глубокими пропастями, в пустоте с бешеной скоростью вращалось колесо и пассажиры невольно затаивали дыхание, судорожно хватались за брезентовые ремни. Но водитель каким-то чудом выравнивал «джип», и тот продолжал наматывать головокружительные километры.

 — Пристрелим, да обратно, — зло ткнул Сергея локтем его сосед. Доложим, при попытке к бегству...

 — Приказ! — отозвался   старший с переднего  сидения. — И мне риск ни к чему.

 — Оберштурмфюрер по рации сообщил о нас в штаб, — сдержанно проговорил Лисовский. — Нас ожидают... С каких пор немецкие солдаты пренебрегают приказами офицеров?

   В тишине натужно рокотал мотор, в свете фар замелькали частые снежные хлопья, похожие на резвящихся среди цветов бабочек-капустниц. На крутом повороте машину занесло, пассажиры навалились друг на друга.

 — Немцы?!

 — Офицеры СС, фронтовики.

 — Извините, мы думали — французы.

 — Считаю инцидент исчерпанным.

   На выезде из леса нарвались на боевое охранение. Над «джипом» нависли разноцветные трассы пулеметных очередей. Из машины выскочил старший конвоир и фонариком подал условленный световой сигнал. Выстрелы прекратились, к вездеходу вышли трое вооруженных немцев. Вполголоса обменялись паролем и отзывом, часовые показали проезд через передний край. И снова скопище танков, броневиков, самоходок, грузовиков. Боевая техника с тевтонскими крестами окончательно встревожила Костю. Немцы готовят крупное наступление, а союзники о нем и не подозревают, отводят с фронта войска на отдых.

   «Джип» остановили у контрольно-пропускного пункта. Подошел эсэсовец, подозвал к себе старшего конвоира. Парням странно видеть, как перед невысоким плотным черномундирником в струнку тянется верзила в американской армейской форме. После переговоров Костю и Сергея вытолкнули из вездехода.

 — Поедете со мной, — сказал эсэсовец, — советую не глупить.

   Во вместительном черном «хорхе» парней снова зажали немцы с боков, ни повернуться, ни вздохнуть свободно. После вчерашней суматошной дороги с Жаном, длинной кошмарной ночи Лисовский совсем сник, ссутулился. Грудь опять заложило, легкие с натугой вбирали воздух, с хрипом выдыхали. Эсэсовец почувствовал обжигающий жар от соседа, попытался отодвинуться:

 - Тиф?!  — Простуда и раны.    Тот несколько успокоился, но не придвигался, и Костя вольно откинулся на сидение. Выехали на укатанное широкое шоссе, и забился, забуянил вокруг машины встречный ветер. Лепил на лобовом стекле причудливые снежные силуэты, с которыми еле управлялись щетки бойких дворников. К линии фронта непрерывным потоком катили танки, самоходки, грузовики, бензовозы. Впервые после Польши увидел Сергей столько немецкой боевой техники. Всюду регулировщики, заставы, контрольные посты, мотоциклисты полевой жандармерии.

   К мрачным стенам старинного рыцарского замка подъехали хмурым промозглым утром. С тяжелых клепаных металлических ворот начались строгости. Через каждые десять метров у эсэсовцев проверяли документы, в темных переходах лучами фонариков ощупывали парней.    Шли гулкими коридорами, двое эсэсовцев впереди, двое — сзади. Сергей поддерживал Костю, которого шатало из стороны в сторону. В штабе, похоже, никто не спал. Куда-то спешили офицеры с папками в руках, сквозь двери доносились громкие телефонные разговоры, пулеметной скороговоркой стучали пишущие машинки.

 — Гюнтер! Герберт! Вы живы?! — бросился к парням коренастый гауптштурмфюрер. — Газеты сообщили о вашей гибели!  — Ты их знаешь, Отто? — удивился эсэсовец.  — Да. Они из команды покойного штандартенфюрера Пауля Бломерта. Я с ними в госпитале в Польше лежал. Куда их ведешь?

 — К Грассману в разведотдел. Их захватили в Арденнах. Утверждают, что бежали от американцев...

 — Стоп! Грассман подождет, а оберштурмбаннфюрер охотно с ними поговорит. Его интересуют люди с той стороны, а тут свои парни...

   В приемной, обставленной старомодной дубовой мебелью, с лохматым ковром на полу, пахло мышами и плесенью. От громоздкого стола с вычурными пузатыми ножками еле оторвал голову дежурный адъютант.

 — Одну минуту! — проговорил  Отто и скрылся за массивной дверью.

   Лисовский и Груздев узнали старого знакомца по госпиталю для выздоравливающих танкистов. Он почти не изменился, разве лицо несколько осунулось и построжало. Костя помотал головой, потер виски, надеясь избавиться от сильной боли, собрать силы для предстоящего поединка. Нужны четкие и ясные ответы на вопросы, чтобы они не вызывали кривотолков, избавили от дополнительных уточнений. От его ответов зависят и жизнь, и смерть...

   Занднер вышел из кабинета и обратился к эсэсовцам:

 — Можете идти. Оберштурмбаннфюрер берет парней на себя. Генрих, напиши им расписку, — кивнул он сонному адъютанту. — А это что?

 — Оружие, деньги и документы, отобранные при обыске. Хайль Гитлер!

 — Как вы попали в Бельгию? — спросил Отто, когда за эсэсовцами закрылась дверь.

 — Длинная история, Отто, — устало отозвался Костя и оживился. - В лагере под Льежем мы встретили Ганса, твоего дружка.

 — Мне его дружба едва жизни не стоила, — поморщился Занднер.  — Если бы не Скорцени... Как он ведет себя в плену?

 — Казнен по приговору фемы.

 — Интересно... Он вроде угря, умел обходить опасность.

 — Он нас выдал американцам. Переводчиком у коменданта лагеря устроился.

   Дверь шумно распахнулась, ее проем занял огромный, под косяк, широкоплечий детина. Сонный адъютант и Занднер мгновенно вскочили и вытянулись, следом поднялись и парни. Мужчина острым наметанным взглядом окинул их с головы до ног и сказал гауптштурмфюреру:

 — Заходи, Отто, со своими камрадами.

   Скорцени в отлично сшитом мундире, бриджах в обтяжку, высоких сапогах, несмотря на свой двухметровый рост, выглядел стройным и элегантным. Повернул стул спинкой вперед, верхом устроился на сидение. Повернулся к парням округлым лицом со шрамом на щеке, уставился зелено-голубыми, чуть навыкате, глазами. Крупные руки с развитыми кистями скрестил на спинке стула.

 — Курите! — пробасил он и выжидательно добавил: — Итак?

   Сергей поднялся, взял со стола портсигар, достал сигарету, щелкнул зажигалкой и вернулся на место, глубоко и жадно затягиваясь. Скорцени оценивающе следил за ним. Костя молчал, не поняв, что интересует оберштурмбаннфюрера.

 — Кто из них неразговорчив? — спросил эсэсовец у Занднера.