Шли по ущельям, горной крутизной, Не меря долгий переход дневной. Все страны покоряя на пути, Румиец дальше продолжал идти. Твердыни на заоблачных горах Пред Искандаром падали во прах. Дурных он гнал, насильников казнил, А добрым людям радость приносил. Величье гордых он с землей сровнял. Кто властвовал — теперь подвластным стал. Везде остались дел его следы. Пески пустынь он превратил в сады. Проведал раджа: Искандар идет, Войска неисчислимые ведет; Что он Кашмир каким-то чудом взял, Веревку чудодейства развязал, Огня и Ветра крепость захватил И мир и свет Кашмиру возвратил. Услышал это все индийский шах, И охватил его великий страх. Все взвесил он и понял, что в бою — Увы! — он власть не отстоит свою. И он решил покорность проявить, Дарами гнев Румийца усыпить. Он взял по девяти ото всего, Чем славились владения его. Слонов сначала вспомнить надлежит, Под чьею поступью земля дрожит. Слоны-громады в девять шли рядов, Был каждый ряд по девяти голов. Так слышал я; а есть другой рассказ: По тридцати их было девять раз. Как из гранитных созданные глыб, Слоны гранитный кряж свалить могли б. Шаги их — поступь тяжкая судьбы, Несокрушимы каменные лбы. Слон, как корабль, что по суху идет, А по бокам два паруса несет. Нет, не корабль, — как небо, каждый слон, А хобот — Млечный Путь или дракон, Завитый в кольца; а по толщине — Дракон и хобот были б наравне. Когда свой хобот изгибает слон, Ты скажешь: извивается дракон. Чинар он вырвет, если обовьет, Повалит стену, если лбом толкнет. Так белы два могучие клыка, Что в зависти темнеют облака. И каждый клык, как пальмы ровный ствол, Как тополь бел и, как таран, тяжел.
