— Ну и фрукт! — сказал он по–мекленбургски.— Правда, Бригитта?

Моя Мата Хари улыбнулась, кивнула головой и поправила белый халат — галобею, которую не успел сорвать Петр. Я представил, как они хохотали до слез, вытряхнув из моего пиджака пачку «Черного Джека», и горькая обида захлестнула меня.

— Мне кажется, что Петро или Джон не будут обращаться в консульство. Зачем им обоим неприятности? Я думаю, мы можем поладить мирно…— сказала Матильда по–мекленбургски с небольшим акцентом.

Проклятая баба, бойся баб, они в нашем деле самый ненадежный элемент, говорил дядька в семинарии, они не только дома портят нам жизнь, они и как агенты вероломны и легкомысленны — бойся баб! Закрутят голову и оставят с голым задом!

— Не будем зря тратить время, Алекс,— вдруг сказал «Конт».— Вас никто не соби­рается убивать или мучить, я хочу лишь узнать причину вашего появления в Каире и в этом доме. Если вы не хотите отвечать, то можете идти на все четыре стороны. Но в этом случае я немедленно звоню в полицию и сообщаю, что на меня готовится покушение и что вы являетесь кадровым сотрудником мекленбургской разведки. Чтобы окончательно поставить точки над «i». добавлю, что мне известно и другое ваше имя.— Тут он произнес вслух святая святых, известное только узкому кругу лиц в Монастыре,— словно обухом ударил по голове.

— Рита, дай Алексу чистое полотенце и приличный лосьон — он ведь большой поклонник парфюмерии, я просто поразился, увидев у него в номере несметное число бутылочек…

— Ну. это не совсем так… но за лосьон спасибо! — ответил я улыбчиво — король оказался гол, факир пьян и фокус не удался.

— Вот и прекрасно.— Он протянул мне руку с обкусанными ногтями.— И давайте познакомимся! Евгений. Или лучше зовите меня Юджин. С тех пор, как я ушел, я вроде бы и имя свое там оставил…

Пожав руку заклятого врага, я вышел в ванную, испытывая даже удовлетворение, что все стало на свое место. Мягко гудела электрическая бритва, услужливо предостав­ленная мне коварной Матильдой, я смочил свои аскетические щеки незнакомым араб­ским лосьоном и решил приобрести пару флаконов этой тысяча и одной ночи для своей коллекции.

Голова с пока еще зигзагообразным пробором приходила в норму, и, поразмыслив перед зеркалом, я решил не играть в «кошки–мышки» и смело уйти под сень легенды, которую вдохнул в меня Великий Лыжник.

Хотя попал я в замазку и нос еще чуть побаливал от ласковых прикосновений, ситу­ация, по сути дела, оборачивалась вполне благоприятно: целеустремленному Алексу удалось наконец установить контакт, ради которого его и забросили в опасный Каир,— впрочем, не было ли это самоутешением подстрелен­ного фазана, гордящегося тем, что из него на радость охотников сварили превосходный бульон?

Источая благовонные ароматы, я покинул ванную, надеясь прямо у дверей увидеть бдящего «Конта», терзаемого опасениями, что я либо удушился на крючке для полотен­ца, либо нырнул в унитаз и поплыл прямо до любимого Мекленбурга. Но оба заговорщика мирно сидели в гостиной.

— Прежде всего я хочу извиниться перед вами. Если бы не «беретта» в кармане, я, конечно, не прибег бы к таким крайним мерам…— заметил Юджин.

Откуда он знал о «беретте»? Ох, легкомысленный Алекс, глупая голова, разве ты не помнишь, что во время первого визита к Матильде повесил пиджак с револьвером в при­хожей? Ай да Матильда! Бой–баба, прощупала карман на ходу, молоток, когда приносила кофейные чашки! Поделом тебе, кочан капустный с пробором, еще клички развешиваешь и издеваешься, именно ты и есть Задница, причем первая по величине в книге Гиннесса!

— Я всегда ношу оружие, когда выезжаю в места, где орудуют террористы,— Мы перешли на родной язык и я чувствовал себя, как в ресторанчике, что у памятника незаб­венному Виконту.— Честно говоря, вы так хорошо знаете мою биографию, что невольно задумаешься, не занимались ли вы мною более плотно?

За моим игривым вопросом скрывались весьма основательные подозрения, не пе­рестававшие мучить меня: а что, если меня бросают в костер так же, как бросили Генри и его пассию? Тут уже страхами не отделаться, пахнет хорошим сроком, хватит времени на изучение Гегеля или языка племени мяу–мяу, неужели и мною пожертвуют ради поимки зловредной Крысы?

Или это проверка меня американцами? Все это очень походило на монотонное блуждание между Сциллой и Харибдой с завязанными шелковым платком глазами — не расплатиться бы потоками кровавых слез и выпущенными кишками, что ж, будем глядеть в оба, пусть каждый дергает за ниточки куклу–Алекса, не передергали бы только, не за­игрались бы!

— Я вас не спрашиваю, зачем вы носите с собой оружие,— улыбнулся Юджин,— мне и так ясно, что вас направили сюда с совершенно определенной целью. Разве не так?

Он заложил в рот свою пятерню, накрыл ее своим крючком и начал вожделенно грызть ноготь на мизинце, словно после месячной голодовки дорвался наконец до пищи.

— Не говорите чепухи. Юджин,— ответил я спо­койно,— разве вам неизвестно, что мы уже давным– давно не проводим «эксов»? Разве вы не знаете, что все «Эксы» запре­щены?

— И вы хотите заставить меня в это поверить? Мы всю жизнь шумим на всех углах о том, что выступаем против индивидуального террора, а на самом деле? Бросьте, Алекс! Мы живем в царстве беззакония! Интересно тогда, зачем же вы пришли ко мне? Хотели пригласить на осмотр пирамиды Хеопса? [36] Или попали в дом случайно, увидели Риту и влюбились в нее с первого взгляда? Как вы узнали мой адрес?

— Разве вы никому не оставляли его в Лондоне? — подкинул я, как сказал бы Чи­жик, наводящий вопрос.

— Не был там никогда и не собираюсь!

Игрок передо мною сидел класса экстра–люкс, на кого бы он ни работал — на янки, на Мекленбург, на Израиль или на самого дьявола,— метал карты смело и сейчас спутал все разом, с ходу отбрил Алекса: не был — и все тут! А если у «Эрика» ночные галлю­цинации на почве старческого маразма, то место ему в комфортабельной богадельне, пусть беседует там с привидениями и не поднимает на ноги сразу две секретные службы!

— Значит, не были? — повторил я, ощущая свою беспредельную глупость.

— По–моему, вопросы задаю я. Мне не нравится, как вы себя ведете, Алекс! Вас взяли с поличным, а вы все крутите. Неужели мне придется вызывать полицию?

Он многозначительно указал на телефон и сделал грозный жест.

— Не волнуйтесь, Юджин, я как раз собираюсь все вам рассказать. И забудьте о по­кушении! Какой идиот будет пользоваться в этом пчелином улье «береттой» без глуши­теля? Ведь на звуки сбежится весь квартал!

— А аэрозоль?

— Я же оставил его в гостинице. Я был до этого в Бейруте, там ночью опасно хо­дить без оружия. Кстати, заряд аэрозоля не смертелен, просто вам попалась кошка, которая только и ждала удобного случая, чтобы издохнуть. Я не скрываю, что искал вас. Мне поручено провести с вами беседу.

— Что это вдруг за ветры повеяли в Монастыре? — удивился он.— Неужели мы превращаемся в буржуазную демократию? Переговоры с перебежчиком? Это неслыхан­но! И все же я вам не верю! Волков нельзя превратить в овец. Только ради Бога не пред­лагайте мне вернуться на родину! Не говорите, что мне все простят! Не предлагайте искупить свою вину здесь! — Он рубанул рукою воздух.

— Почему вы меня не слушаете? И я сомневаюсь, что вы отрезали все концы. Ведь у вас там семья…— Я искренне сочувствовал ему, совсем вошел в роль.

Он аж взлетел — словно джинн вырвался из бутылки в небеса:

— Не напоминайте мне об этом! Вот мерзавцы! Я же вижу насквозь весь ваш сце­нарий: если вы не вернетесь, семье создадут такие условия… да? Сучьи потроха — вот вы кто! Думаете провести на мякине старого воробья? А если обращусь в Международ­ный суд, в Комиссию по правам человека ООН? Да если вы их хоть пальцем тронете, я такое устрою… я выплесну на страницы газет такое, что все вы позеленеете от злости! И не предлагайте мне никакого сотрудничества, и не обещайте златые горы!

Тут не ошибался уважаемый «Конт», наши уста всегда пели сладко и стелили мы мягко — много