– Сто бакса, сто бакса, – согласно закивал тот, сделавшись удивительно похожим на расписного китайского болванчика.

– Ах ты старый козел, – спокойно сказал Берг. – Колоб, объясни ему, в чем дело. Объясни ему, что мы не собес и не богадельня.

В ту же самую секунду Колоб, обняв старика за шею, сжал его в таком захвате, что тот не выдержал и заверещал, а Колоб сунул в рот старика дуло пистолета и проговорил:

– Старикашка. Сейчас ты показываешь, где тот парень, который велел тебе взять этот чемоданчик. Или мы тебе вышибем твои сраные мозги.

– Да, да, да!.. – закивал китаец. – Моя да!

– Пусти его, Колоб, а то еще кони двинет, – распорядился Берг. – Ну что, дед, договорились?

– Договорились, – сказал тот дребезжащим голосом, пыхтя и отдуваясь. – Сто бакса.

Бергу это надоело. Он сунул тому зеленую бумажку со словами: «Был бы ты помоложе лет на триста, я бы тебя сразу убил, чтоб не мучиться!..» «Китаец» стал рассматривать нули на банкноте, потом согласно закивал и заулыбался, а Колоб сказал:

– Тоже мне – бедни китайса! Я ему в рот «волыну» засадил, а у него во рту полно пластиковых зубов этих самых, которые у америкашек, а он!..

«Да, – отметил для себя Влад, сдержав невольную дрожь, – этот Колоб не так уж глуп, как кажется с первого взгляда». В самом деле, с точки зрения стоматологии Свиридов мало соответствовал старому азиату с дряблой физиономией и трясущимися руками. Кстати, о руках: если Колоб углядел зубы, то ему ничто не мешает сдернуть с рук Влада смешные, совсем не по сезону, вязаные варежки и убедиться, что открывшиеся под ними руки совсем не подходят престарелому жителю Поднебесной. И Свиридов не нашел ничего лучшего, кроме как повторить коронную идиотскую фразу «Моя есть бедни китайса» и добавить под угрожающими взглядами братков:

– Моя показет, где господина мужика.

– Вот и чудно, – сказал Берг. – Поехали, Юрок. Тут недалеко ведь, дед? Только смотри – без обмана. Если что – никакие три внука и отмазки по бедности твою желтую морщинистую жопу не спасут. Поехали!..

Свиридов дал понять им, что ехать надо на окраину города. Когда он проезжал те места на машине Юли, он отметил, что там, на сопках, располагаются глухие кварталы почти сельского типа, где если не преобладал частный сектор, то, по крайней мере, было очень много ветхих двух– и трехэтажных домов, а также едва ли не избяных строений; и вся эта унылая архитектура мал-мала (если пользоваться русско- китайским наречием Влада Свиридова) разбавлена пяти– и редко девятиэтажными корпусами.

Бедная окраина богатого приморского города.

Тем временем уже заметно смерклось. Сумерки сжали город влажным преддверием грозы. Джип летел по почти пустым улицам, бандиты быстро-быстро перекидывались тревожными репликами, а когда Владимир сказал, что уже приехали и что им следует остановиться во дворе «воо-о-он та дома с фонарика», Берг повернулся и, резко притянув к себе голову Влада (Свиридов испугался, что, не дай бог, свалится парик, хотя он прикрепил его надежно), выговорил:

– Если ты нас обманул или хочешь подставить, то в любом случае можешь оставить себе сто баксов: надеюсь, что тебе хватит их на похороны.

Свиридов закивал и поспешно отстранился.

– Что-то уж больно просто, – негромко сказал Юрок, наклонясь к уху Берга. – Дед явно хочет нас подставить. Не такой дурак тот парень, который его посылал, чтобы до сих пор быть здесь, если дед в самом деле его слил. Да и дед не так прост, каким хочет показаться. Я думаю, надо его еще хорошенько тряхнуть.

– Не надо, – сказал Берг. – В любом случае нам нужно проверить, куда он нас приволок. Этот район в присмотре у Косого Мусы, так что никаких серьезных проблем я не вижу. Если только какие залетные, но ведь это... Ладно! – оборвал он себя. – Если мы будем и дальше тут сидеть, в джипе, то скоро сменим эту тачку на другую. На катафалк. Грек устроит, я его, суку, знаю. Он, конечно, никогда без дела не придавит, но тут есть к чему придраться. Да и дело, верно, важное, иначе Грек бы так не парился. Я помню, что когда он расстреливал среди бела дня Казбека с пятью его «чичиками», то и то кипешился меньше, чем сейчас. Там его, наверно, сверху подперли. Все. Точка. Базар объявляю законченным. Дед... китаеза, на выход, бляха-муха! Надышал тут в салоне своим перегаром сивушным, не продохнуть, бляха-муха!

– Моя не боись мух, – тупо пробормотал Влад и, кряхтя, полез из салона.

Подъезд был слеп и глух. Ни единой лампочки. Где-то точится назойливый тоскливый звук капающей воды. Из подвала тянет сыростью. Из-за двери ближайшей квартиры донесся вопль «Опять нажрался, тварь!!», а потом чей-то рев и глухие, шлепающие звуки ударов под прерывистое мычание. Свиридов шел первым, за ним, придерживая его за руку – здоровенный Юрок, далее Берг, а замыкал процессию натянутый, как струна, Колоб, и если бы была совершенная тьма, без неясных наплывов света из окон подъезда, то, верно, можно было бы увидеть, как в темноте светится от накала страстей его картофельный нос.

Они поднялись на третий этаж. Площадка лестничного пролета уныло пахла помойкой, а в дальнем углу, привалившись к стене, лежало что-то темное, быть может, и испускавшее эти миазмы. Свиридов выпустил через зубы сдавленный выдох и выговорил дурным дребезжащим голосом:

– Пришли, моя веди.

Юрок недоуменно кашлянул, а Берг выговорил, выступив вперед из-за спины амбала:

– Смешное кино получается. Ты что, дед, окончательно спятил, что ли?

– Ты будь последняя человека, – донеслось до Берга совсем уж не в кон. – Пришли, моя говори.

Темный предмет в углу зашевелился, и Колоб, подойдя к нему, брезгливо пнул это ногой.

...Он не успел понять, что, собственно, произошло, только метнулся, как морозом впиваясь в ушные раковины, шипящий выкрик старого китайца: «Перрвый!» – и что-то с чудовищной силой сомкнулось на щиколотке бандита, а потом Колоб почувствовал, как бетонный пол непреодолимо вылетает из-под ног, а потом что-то со страшной силой ударяет в голову.

Со стороны это выглядело несколько иначе: Колоб пнул темный предмет, а тот вдруг вскинулся, выбросилась, как опущенная пружина, мощная рука, захват, рывок – и Фокин, одним прыжком встав на ноги, с силой ударил поднятого им в воздух, как щенка, Колоба головой об пол. Удар был безусловно смертельным, потому что во все стороны брызнули кровь и мозг. Впрочем, Колоб еще не успел впервые в жизни основательно РАСКИНУТЬ мозгами, как Свиридов, одним коротким рывком высвободившись из захвата Юрка, снизу вверх ударил того вытянутыми пальцами под кадык. Тошнотворное чувство проваливания кончиков пальцев в горячее и мягкое – Юрок, заклокотав, как целая горная река, рухнул на спину. Из пробитой шеи хлестала кровь.

Свиридов больше не спешил. Спешить было некуда. Последний уцелевший, Берг, стоял, почему-то прижав руки к животу, и оцепенело смотрел на две темные тени, которые только что, за какие-то ничтожные секунды, на его глазах уничтожили двух испытанных сотрудников младшего отдела «Грома». Легко, непринужденно, жутко. Как будто и не людей убивали вовсе, а передвигали манекены в съемке массовой театральной драки. Берг понимал, что нужно бежать, что этот старый китаец непостижимо легко обманул его – без особой даже хитрости, за ненадобностью этой хитрости... просто голыми руками убил едва ли не самого сильного человека (после Орехова, разумеется), которого знал Берг. Берг все сознавал, сознание было беспощадно трезво, но ноги словно ватными тюками стали... нет, нет!

Свиридов шагнул к нему вплотную, и в сером свете, продавливающемся в окно, Берг увидел мертвые черты фальшивого, несуществующего китайца.

– Я же сказал, что ты будь последняя человека, – без всякого выражения сказал Свиридов. – Короче, Берг, ты один остался. Двигай ножками. Нам тут совсем недалеко пройти. Афоня, этих в угол перекинь да своим тряпьем накрой, пусть до утра полежат. Тут в такое время никто и внимания не обратит.

Они поднялись на чердак и вышли на крышу. Луна заливала кровлю неярким мучным светом, и Бергу почему-то казалось, что это такая трава, а сами они на поле стадиона. Его втолкнули в какую-то будку в форме неправильной пирамидки, и сверху на него глянули узкие темные глаза на страшном и – теперь Берг понял – кукольном лице.