фокусники из «Кабаре».

С быстротою самого огня, от заставы до заставы противополож ной, из уст в уста передавались и приметы злоумышленников, и при том сравнительно правильно.

Легкая пожарная лестница вела мимо окна, раскрытого настежь. В это окно один за другим вышли спускавшиеся с белой вышки в огромнейший трехсветный зал, прямо в верхний читальный зал биб лиотеки.

Чтения, правда, в то время там уже не происходило. Читатели по кинули зал, лишь только слухи о том, что город подожжен, проник ли в библиотеку. Еще не зажженные лампы под зелеными колпаками тянулись бесконечными рядами в нижнем этаже зала, а у раскрытых окон, в которые теперь уже заносило гарь, томились служащие деви цы, еще боящиеся покинуть свои посты.

Первая встреча произошла тотчас вверху, где девица была в оди ночестве. Лишь только таинственные незнакомцы ввалились в окно, девица, изменившись в лице, повалилась на стул и так и застыла на этом стуле, стараясь спрятаться за двумя фолиантами. Компания про шла мимо нее, не причинив ей вреда, и задержался только Бегемот.

Всмотревшись в девицу, которая окоченела от страху, Бегемот объявил, что он хочет сделать ей подарок, и выложил перед девицей на стол ландшафтик, брюки и коробки, как выяснилось по надпи сям, со шпротами.

Спустились, минуя нижний зал, и вышли на площадку. Тут за сто лом встрепенулась пожилая суровая в очках и потребовала билетики на выход.

– Дура, – буркнул Азазелло.

– Какая такая дура! – вскричала оскорбленная женщина и засуе тилась.

Но Бегемот усмирил женщину, вынув из кармана четыре билетика на выход. Тут только какая-то мысль осенила голову женщины, она побледнела и с ужасом глядела вслед странной компании.

17/VII. Москва Компания спустилась мимо барельефа на лестнице. В раздевалке ни од ной курьерши у вешалок не оказалось. Все они уже были за дверьми…

13/VIII. Москва Все они уже оказались за дверьми и все кинулись бежать, лишь толь ко компания вышла в зеленый дворик. Тут обнаружилось, что в газо не лежит самовар, а так как трава возле него дымилась, было ясно, что кто-то вышвырнул самовар с кипятком и углями.

10-го сентября 1934 г. В Ваганьковском переулке компания подверглась преследованию. Какой-то взволнованный гражданин, увидев выходящих, закричал:

– Стой! Держите поджигателей!

Он суетился, топал ногами, не решаясь в одиночестве броситься на четверых. Но пока он созывал народ, компания исчезла в горь ком дыму, застилавшем переулок, и больше ее в этом районе не ви дал никто.

Мы не знаем, каким образом злодеи проникли на Плющиху. Они проникли и мелькнули в том месте, где дивная асфальтированная улица подходит к незабвенному Девичьему Полю.

Здесь было потише, и если бы не некоторые взволнованные гражданки, выглядывающие из окон верхних этажей, стараясь рас смотреть, что происходит там, на Смоленском рынке, можно было бы подумать, что все в столице обстоит и тихо, и мирно.

Компания прошла под деревьями Девичьего Поля, вдыхая аро мат весенней земли и первых набухших почек, и скрылась на Пиро говской улице.

Маршрут ее был ясен. Она стремилась к Москве-реке. Они поки дали столицу.

Одинокая ранняя муха, толстая и синяя, ворвалась в открытую фор точку и загудела в комнате.

Она разбудила поэта, который спал четырнадцать часов. Он про снулся, провел рукой по лицу и испугался того, что оно обрито. Ис пугался того, что находится на прежнем месте, вспомнил предыду щую ночь, и безумие едва не овладело им.

Но его спасла Маргарита. В драном шелковом халате, надетом на голое тело, она сидела у ложа поэта и, не сводя глаз, смотрела на из мятое лицо и воспаленные глаза. Она заговорила первая.

– Я вижу, что ты хочешь испугаться? Не делай этого, я запрещаю тебе, – тут она подняла палец многозначительно.

– Но что же происходит? – спросил поэт и вцепился рукой в про стыню. – Я сумасшедший!

– Ты не сумасшедший, – обольстительно улыбаясь, ответила Маргарита, – ты нормален…

– Но что же это?..

– Это, – и Маргарита наклонилась к поэту, – это высшая и страш ная сила, и она появилась в Москве…

– Это бред… – начал говорить поэт и заплакал. Маргарита по бледнела, лицо ее исказилось и постарело…

– Перестань, перестань.

– Я, – произнес поэт, всхлипнув в последний раз, – больше не бу ду. Это слабость. – Он вытер глаза простыней.

Муха перестала гудеть, куда-то завалилась за шкаф, и в то же время стукнули шаги на кирпичной дорожке и отчетливые ноги появились в окошке. Некто присел на корточки, отчего в мутном стекле, заслонив свет, появился довольно упитанный зад и коле ни. Некто пытался заглянуть в жилье. Поэт задрожал, но пришел в себя и затих.

– Богохульский! – сказал взволнованно голос с корточек, и не кто сделал попытку всунуть голову в форточку.

– Вот, пожалуйста! – шепнул злобно и горько поэт.

Маргарита подошла к окошку и сурово спросила сующегося в ок но человека:

– Чего тебе надо?

Голова изумилась.

– Богохульский дома?

– Никакого Богохульского здесь нет, – ответила грубым голосом Маргарита.

– Как это так нету, – растерянно спросили в форточке, – куда же он девался?

– Его Гепеу арестовало, – ответила строго Маргарита и прибави ла: – А твоя фамилия как?

Сидящий за окном не ответил, как его фамилия, в комнате сразу посветлело, сапоги мелькнули в следующем окне, и стукнула калитка.

– Вот и все, – сказала Маргарита и повернулась к поэту.

– Нет, не все, – отозвался поэт, – через день, не позже, меня схватят. Кончу я жизнь свою в сумасшедшем доме или в тюрьме. И если сию минуту я не забудусь, у меня лопнет голова.

Он поник головой.

Маргарита прижалась к нему и заговорила нежно.

– Ты ни о чем не думай. Дело, видишь ли, в том, что в городе ку терьма. И пожары.

– Пожары?

– Пожары. Я подозреваю, что это они подожгли Москву. Так что им совершенно не до тебя.

– Я хочу есть.

Маргарита обрадовалась, стащила за руку поэта с кровати, наки нула ему на плечи ветхий халат и указала на раскрытую дверь. Поэт, еще шатаясь, побрел в соседнюю комнатушку.

Шторы на окошках были откинуты, в них сочился последний май ский свет. В форточки тянуло гниловатым беспокойным запахом прошлогодних опавших листьев с примесью чуть уловимой гари.

Стол был накрыт. Пар поднимался от вареного картофеля. Блес тели серебряные кильки в продолговатой тарелке с цветочками.

– Ты решительно ни о чем не думай, а выпей водки, – заговорила Маргарита, усаживая любовника в алое кресло. Поэт протянул руку к темной серебряной стопке. Маргарита своей белой рукой поднес ла ему кильку. Поэт глотнул воду жизни, и тотчас тепло распростра нилось по животу поэта.

Он закусил килькой. И ему захотелось есть и жить.

Маргарита налила ему вторую стопку, но выпить ее поэт не успел. За спиной его послышался гнусавый голос:

– На здоровье!

Поэт вздрогнул, обернулся, так же как и Маргарита, и любовники увидели в дверях Азазелло.

Воланд в сопровождении свиты к закату солнца дошел до Девичье го монастыря. Пряничные зубчатые башни заливало косыми лучами из-за изгибов Москвы-реки. По небу слабый ветер чуть подгонял облака.

Воланд не задерживался у монастыря. Его внимание не привлек ли ни хаос бесчисленных построек вокруг монастыря, ни уже выст роенные белые громады, в окнах которых до боли в глазах пылали изломанные отражения солнца, ни суета людская на поворотном трамвайном круге у монастырской стены.

Город более не интересовал его гостя, и, сопровождаемый спут никами, он устремился вдаль к Москве-реке.

Группа, в которой выделялся своим ростом Воланд, прошла мимо свалок по дороге, ведущей к переправе, и на ней исчезла.

Появилась она вновь через несколько секунд, но уже за рекой, у подножия Воробьевых гор. Там, на холме, к которому примыкала еще оголенная роща, группа остановилась, повернулась и посмотре ла на город.

В глазах поднялись многоэтажные белые громады Зубовки, а за ними – башни Москвы. Но эти башни видны были в сизом тумане. Ниже тумана над Москвой расплывалась тяжелая туча дыма.

– Какое незабываемое зрелище! – воскликнул Бегемот, снимая шапчонку и вытирая жирный лоб.

Его пригласили помолчать.

Дымы зарождались в разных местах Москвы и были разного цве та. Между.

Какая-то баба с узлом появилась выше стоящих на террасе над холмом.

– Удивительно неуютное место, – заметил Бегемот, осматрива ясь, – как много всюду любопытных.

Азазелло, сердито покосившись, вынул парабеллум и выстрелил два раза по направлению группы подростков, целясь над головами. Подростки бросились бежать, и площадка опустела. Исчезла и баба наверху.

Тогда Воланд первый, взметнув черным плащом, вскочил на не терпеливого коня, который и встал на дыбы. За ним легко взлетели на могучие спины Азазелло, Бегемот и Коровьев в своем дурацком наряде.

Холм задрожал под копытами нетерпеливых коней.

Но не успели всадники тронуться с места, как пятая лошадь грузно обрушилась на холм и фиолетовый всадник соскочил со спины. Он подошел к Воланду, и тот, прищурившись, наклонился к нему с лошади.

Коровьев и Бегемот сняли картузики, Азазелло поднял в виде приветствия руку, хмуро скосился на прилетевшего гонца. Лицо то го, печальное и