объяснил.

– Да, да, верните его, -умильно попросила Коровьева Маргарита.

– Нет, это не по его части, – отозвался хозяин дома, – это дело Фиелло.

И Фиелло получил приказ, но разобрать его Маргарита не могла, так как он был отдан шепотом.

Тут Фие гостей хозяина.

Ватная мужская стеганая кацавейка была на нем. Солдатские шта ны, грубые высокие сапоги.

Утро 7/1.1934 Весь в грязи, руки изранены, лицо заросло рыжеватой щетиной. Че ловек, щурясь от яркого света люстр, вздрагивал, озирался, глаза его светились тревожно и страдальчески.

Маргарита, узнав хорошо знакомый рыжеватый вихор и зелено ватые эти глаза, приподнялась и с воплем повисла на шее у приехав шего. Тот сморщился, но подавил в себе волнение, не заплакал, меха нически обнимая за плечи Маргариту.

В комнате наступило молчание, которое было прервано словами хозяина дома, обращенными к Фиелло:

–  Надеюсь, вы никого не застрелили?

– Обращайтесь к коту, мессир, – отозвался Фиелло.

Хозяин перевел взгляд на кота. Тот раздулся от важности и похло пал по кобуре лапой.

– Ах, Бегемот, – сказал хозяин, – и зачем тебя выучили стрелять! Ты слишком скор на руку.

– Ну, не я один, сир, – ответил кот.

Затем хозяин обратил свой взор на прибывшего. Тот снял руки с плеч Маргариты.

– Вы знаете, кто я? – спросил его хозяин.

– Я, – ответил привезенный, – догадываюсь, но это так странно, так непонятно, что я боюсь сойти с ума.

Голос привезенного был грубоват и хрипл.

– О, только не это. Ум берегите пуще всего, – ответил хозяин и, повернувшись к Маргарите, сказал:

– Ну что ж… Благодарю вас за то, что посетили меня. Я не хо чу вас задерживать. Уезжайте с ним. Я одобряю ваш выбор. Мне нравится этот непокорный вихор, а также зеленые глаза. Благода рю вас.

– Но куда же, куда я денусь с ним? – робко и жалобно спросила Маргарита.

С обеих сторон зашептали в уши хозяину: слева – Фиелло, спра ва – Коровьев.

– Да выбросьте вы его к чертовой матери, – сказал хозяин, – так, чтобы и духом его не пахло, вместе с его вещами… а впрочем, дайте его мне сюда.

И тотчас неизвестный человек свалился как бы с потолка в залу. Был он в одних подштанниках и рубашке, явно поднятый с теплой постели, почему-то с кепкой на голове и с чемоданом в руках. Чело век в ужасе озирался, и было видно, что он близок к умопомеша тельству.

– Понковский? – спросил хозяин.

– Понковский, так точно, – ответил, трясясь, человек.

– Это вы, молодой человек, – заговорил хозяин, [потому] что че ловеку с чемоданом было лет сорок, – написали, что он, – хозяин кивнул на вихор и зеленые глаза, – сочиняет роман?

– Я-с, – ответил человек с чемоданом, мертвея.

– А теперь в квартире его проживаете? – прищурясь, спросил хо зяин.

– Да-с, – плаксиво ответил человек.

– Это что же за хамство такое? – сурово спросил хозяин, а затем добавил рассеянно: – Пошел вон!

И тотчас Понковский исчез бесследно.

– Квартира ваша таперича свободна, – ласково заговорил Коро вьев, – гражданин Понковский уехали во Владивосток.

Тут качнулся светло-рыжий вихор, глаза тревожно обратились к хозяину.

– Я, – заговорил поэт, покачнулся от слабости, ухватился за пле чо Маргариты, – я предупреждаю, что у меня нет паспорта, что меня схватят сейчас же… Все это безумие… Что будет с нею?

Сидящий внимательно поглядел на поэта и приказал:

– Дайте гостю водки, он ослабел, тревожен, болен.

Руки протянулись к поэту со всех сторон, и он отпил из стакана. Его заросшее лицо порозовело.

– Паспорт, – повторил он упрямо и безумно.

– Бедняга, – сочувственно произнес хозяин и покачал голо вой, – ну дайте ему паспорт, если уж он так хочет.

Коровьев, все так же сладко улыбаясь, протянул поэту малень кую книжечку, и тот, тревожно косясь в пол, спрятал ее под каца вейкой.

Маргарита тихонько плакала, утирая глаза большим рукавом.

– Что с нами будет? – спросил поэт. – Мы погибнем!

– Как-нибудь обойдется, – сквозь зубы сказал хозяин и приказал Маргарите: – Подойдите ко мне.

Маргарита опустилась у ног Воланда на колени, а он вынул из-под подушки два кольца и одно из них надел на палец Маргарите. Та при тянула за руку поэта к себе и второе кольцо надела на палец безмолв ному поэту.

День 7/I.1934 – Вы станете не любовницей его, а женой, – строго и в полной ти шине проговорил Воланд, – впрочем, не берусь загадывать. Во всяком случае, – он повернулся к поэту, – примите от меня этот подарок, – и тут он протянул поэту маленький черный револьвер с золотою насечкою.

Поэт, все так же мутно и угрюмо глядя исподлобья, взял револь вер и спрятал его в глубоком кармане под кацавейкой.

– Вечер наш окончен, – объявил Воланд, – светает, я хочу отдох нуть. Все свободны.

При этих словах свет в люстрах стал убывать, толпа гостей раста яла в полумраке, и Маргарита почувствовала, что ее бережно ведут под руки по лестнице.

Аннушка Васина, та самая, что пролила постное масло не вовремя, была известна как настоящий бич той квартиры, где она проживала. А проживала она как раз под квартирою покойного Берлиоза.

В то самое время, как Маргарита почувствовала, что вежливые и дру жеские руки выводят ее и поэта на лестницу, Аннушка, известная в квар тире под именем стервы, не спала, как все добрые люди, а находилась в дверях своей квартиры. Дело в том, что у Аннушки была привычка вставать ни свет ни заря и отправляться куда-то с бидоном в руках.

В данном случае, однако, она никуда не отправлялась, а стояла в полутемной прихожей так, что в щель приоткрытой двери торчал ее острый нос и один глаз. Другой, заплывший в чудовищном багро вом синяке (Аннушку накануне били), скрывался во тьме.

Причина Аннушкиного поведения была в том, что Аннушка, со бравшись куда следовало с бидоном, не успела открыть дверь на лестницу, как увидела удивительного человека.

По облупленной и годами не мытой лестнице, хватаясь в остерве нении за перила, скатился с чрезвычайной быстротой мужчина в од ном белье и с чемоданом в руке. Кепка его была заломлена на заты лок, а чемодан был желтый.

Аннушка налетела так плотно на несущегося человека, что он ед ва не вышиб своим чемоданом бидон из ее рук.

– Куда ж тебя черт несет?! – вскричала Аннушка, отпрянув.

– Во Владивосток! – воскликнул человек в подштанниках таким странным голосом, как будто во сне или в бреду.

Но это было бы полгоря, а дальше произошло совсем невероятное: человек вместе с своим грузом кинулся к окну, одному из тех, что, как известно, бывают на каждой лестничной площадке и которое по слу чаю наступившей весны уже было открыто, и вылетел в него.

Аннушка ахнула, ударилась головой об стену, перекрестилась, а когда опомнилась, подбежала к окну и, легши животом на пол, вы сунула изуродованную физиономию. Но не увидела никакого разбив шегося человека, сколько ни вертела головой. Оставалось предполо жить, что личность, слоняющаяся на рассвете по передним лестни цам, упорхнула вместе с чемоданом и подштанниками, не оставив по себе никаких следов.

Тут же дверь на площадке повыше открылась, донеслись из квар тиры, занятой иностранцем, голоса и даже как бы музыка. И стали спускаться вниз.

Аннушка, как крыса, кинулась в свою дверь, забросила себя це почкой, оставила щель и стала подглядывать, ожидая увидеть инте ресные вещи. Она не ошиблась в своем расчете. Через несколько се кунд поравнялась с Аннушкиною дверью красавица дама, без шляпы, в буйных растрепанных рыжих волосах, одетая соблазнительно. Шелковое платье сползло с плеча, на ногах не было чулок, поверх всего – черный плащ. Красавица вела под руку пошатывающегося, как разглядела в рассвете Аннушка, будто бы бледного бородатого, одетого бедно, как будто больного. Но тоже в черном плаще. Сопро вождали этих двух две таких личности, что единственный действую щий глаз Аннушки едва не вылез из орбиты.

Один был одет шутом гороховым с бубенчиками, как клялась Ан нушка, и хромой, а другой – вылитый кот в сапогах и штанах и с бол тающимся на пузе револьвером, как от страху показалось Аннушке, в аршин длиною. Тут вся компания скрылась из глаз Аннушки на пово роте лестницы. Наверху захлопнули дверь, всякие звуки исчезли, но чуткое ухо дало знать Аннушке, что по асфальту шарахнула машина и стала у подъезда. Аннушка, откинув цепочку, выскочила на лестницу.

– Ай да иностранцы! – прошептала Аннушка, – вот какую жизнь ведут, – и пала животом на холодную мозаику площадки.

Отчетливо видела, как в роскошную закрытую машину погрузи лись все четверо, а затем без гудка в ясном рассвете нечистая сила унесла машину в ворота.

Аннушка не вытерпела и плюнула на асфальт.

– Чтоб вы, сволочи, перелопались! – воскликнула Аннушка. – Мы-то в рванине ходим, а… – но мысли своей не договорила, а на ка рачках поползла, сверкая единственным глазом, по площадке и под няла со ступеньки тяжелый, тускло сверкающий предмет.

Сомнений не было и быть не могло. Иностранцы подковыва ли сапоги лошадиными подковами из чистого золота. Тут все в голове Аннушки перепуталось. И роскошные машины иност ранцев, в то время как Аннушка мотается день-деньской, и полу голая баба, и бубенчики, и какой-то ювелир, и торгсин, и с пле мянником посоветоваться, и подкову ломать, и по кусочкам ее сдать, и…

Через минуту подкова была запрятана под засаленным лифчи ком, а Аннушка, вылупив глаз и думая об ювелирах и торгсинах, и племянниках, спускалась по лестнице. Но выйти ей не пришлось. У самых выходных дверей встретился ей