Чего тут сомнительного?

— Не верится, чтобы около танка у них не было охраны.

Гитлеровцы, будто услышав этот разговор, приоткры­ли оба верхних люка, застрочили из автоматов.

Свои нервы успокаивают,— заметил Шилов. Его, конечно, никто не услышал, но каждый подумал так же.

В ту же минуту от башни во все стороны полетели искры. Это ответили пулеметчики, которых выделил мо­лоденький лейтенант. Немцы тотчас же захлопнули люки. Прошло несколько секунд в молчании.

Товарищ воентехник,— слегка толкнув Шилова в бок, шепотом проговорил лежавший в выемке Петр Ка­линин,— один из трупов ползет.

Должно быть это очнувшийся от контузии или ране­ния вражеский солдат медленно приближался в сторону Шилова, лежавшего в глубокой колее от танковой гусе­ницы. Шилов вначале подумал, что Калинин перепутал, что это ползет к нему Фомичев. Но взлетевшая в небо ракета высветила белобрысую голову без каски, мыши­ного цвета мундир. Нет, он полз не к Шилову. Задер­жавшись рядом с нашим убитым танкистом, гитлеровец стал усердно шарить по его карманам.

Когда гаснет близко пылающая яркая ракета, глаза на несколько секунд совершенно перестают что- либо ви­деть. Но вот эти секунды миновали, воентехник при­близился к мародеру и спецломиком что было силы огрел его по голове. Солдат, не издав ни звука, ткнулся головой в землю. Шилову показалось, что из рук уби­того им крохобора что-то выпало.

Ради любопытства воентехник поискал около фаши­ста, что бы такое тот мог выронить. Нашел куритель­ную трубку, полный кисет махорки и «катюшу» — кре­сало для прикуривания. Показал трубку Калинину.

Мой подарок Володе Сереброву...

И все снова положил в карман погибшего однопол­чанина.

Успокоившись после такого непредвиденного собы­тия, танкисты решили, что пора дёйствовать. Между прикрепленными на лобовой броне запасными траками и корпусом танка крепко всадили спецломик. Теперь люк механика-водителя не открыть. Калинин и Просо­лов уже сидели на башне: один на люке командира, другой — башенного стрелка. Ствол орудия, - висевший над моторной частью, руками повернули по ходу танка: ведь могли открыть огонь и из него. Механизм поворота башни был сорван.

Неожиданно заработал спаренный с пушкой пулемет.

А ну-ка, дай мне один нерабочий трак,— попросил у Фомичева Каток, к тому времени тоже взобравшийся на танк.— Пулемет прикрою.

Он снял с себя малый трос-паук, одним концом при­вязал его за трак, другим — за крюк рамы на башне и повесил трак перед дулом пулемета. Пули, издав скре­жещущий звук, рикошетом упали вниз, на броню. На всякий случай Каток подсунул под маску пушки кувалду.

Пусть стреляют в свою сторону да звенят по тра­ку, не страшно,— проговорил Каток и спрыгнул с танка.

Удалившись несколько в сторону, он нашел каток от немецкого танка. Вместе с Фомичевым подняли его на башню, закрепили. Теперь башенный люк фашистам не открыть. Это гитлеровцы и сами поняли, стали сту­чать изнутри, выкрикивать:

Гитлер капут!

На это Петр Калинин невозмутимо ответил:

Это уж точно, что капут. Гитлеру, правда, по­позже, а вам сейчас.

Братцы, кончайте политбеседу с вражинами, бы­стрее на землю,— крикнул Каток.— Шилов уже давно сигнал дал.

Калинин и Просолов скатились с танка. И тут же по башне застучали пули, поблизости стали рваться мины.

Кисленко подогнал танк. Это можно было сделать и раньше, сразу после сигнала Шилова, но шум мотора взбесил бы противника и работа могла сорваться. А под стрельбу не так слышно.

Калинин с Фомичевым спешно накидывали петли буксирных тросов на крюки. Автоматчики укладывали на борт тела наших погибших. Михаил Просолов стал собирать траки и соединительные пальцы.

Всем мигом в машину! — крикнул Кисленко.

Осажденной танк с замурованными в его утробе тремя гитлеровцами медленно тронулся с места...

А к рассвету все наши подбитые танки были отбук­сированы с поля боя в расположение ремонтного взвода.