К вечеру все затихло. А ночью в батальон возвра­тился лейтенант Лебедев. Он доложил, что весь его экипаж погиб, а ему самому чудом удалось выбраться из горящего танка. Он скатился с крутого берега к кромке льда Ловати и потерял сознание. Так и лежал до наступления темноты.

Пять танков роты старшего лейтенанта Петра Го­голева составляли резерв батальона. Они должны были вступить в бой в случае развития атаки. Но так и не вступили...

В чем дело? — вслух размышлял командир ро­ты. — Почему мы семь раз атаковали, а освободить де­ ревню так и не смогли? Почему гибнут наши бойцы и горят танки?

Если один тактический прием оказался неудач­ным, значит, надо искать другой,— отозвался лейтенант Магомед Гаджиев.

Гоголев развернул карту. К нему сдвинулись другие командиры. Коптилка тускло освещала заиндевевшие стены блиндажа. Зажгли вторую. «Военный совет» про­должался не менее часа. Наконец Гоголев поднялся, сложил карту.

Ждите меня здесь,— сказал он.— Я — на командный пункт стрелкового полка, с которым взаимодей­ ствуем. Послушаем, что пехота скажет.

В небольшой землянке Гоголев застал командира полка и комдива. Оба вопросительно глянули на вошед­шего. Старший лейтенант представился по форме и по­просил разрешения высказать свою мысль относительно завтрашних действий.

Ну, ну — заинтересовался командир дивизии и по­казал на табуретку.

Мы пришли к выводу, что надо изменить направ­ление атаки,— сказал Гоголев, присаживаясь и доста­ вая карту.

Комдив с улыбкой посмотрел на командира полка и промолвил назидательно:

Ты думаешь, старший лейтенант, направления атак меняются так же просто, как маршруты утренних моционов в парке? Гоголев не обиделся.

Товарищ полковник,— сказал он,— местность, которую мы сегодня утюжили, противник хорошо пристре­лял. Одна наша рота потеряла три танка, погиб комбат Иванов. Немало полегло и ваших бойцов, пехотинцев.

Петр Гоголев показал на карте два обходных на­правления атаки, обосновал и то, и другое. Командир полка связался по телефону с одним из своих комбатов, выслушал его и сообщил комдиву:

— Комбат точно такого же мнения.

В этом случае противника надо отвлечь с фрон­та, — заметил полковник. Набив трубку, он прикурил от коптилки.

Я думаю, для этого достаточно выделить взвод автоматчиков и минометную батарею,— сказал коман­ дир полка. — Как, танкист?

Гоголев ответил после некоторой заминки:

Автоматчиков бы побольше...

Сам знаю, что маловато взвода,— вздохнул командир полка,— да где взять больше...

...Атака началась на рассвете. Когда танки вышли на опушку леса и развернулись, гитлеровцы, чтобы избежать окружения, бросились на шоссе, но там уже была наша стрелковая рота. Старший лейтенант Гого­лев со своими танками вышел на южную окраину Кобылкино, в район Бараки. Затем, с вводом в бой не­скольких танков батальона майора Ложкина, наша атака усилилась. Взвод лейтенанта Алексея Мурашкина, действуя на северной окраине Кобылкино, ворвался в деревню. Сам Мурашкин по мосту через Ловать с ходу проскочил в Коровитчино, однако, убедившись, что танки взвода, ввязавшись в бой с противником, за ним не идут, стал отходить. Но мост на обратном пути пре­одолеть уже не удалось, танк был подбит.

Вскоре оказалась подбитой и машина майора Лож­кина. Вражеский снаряд угодил в ее левый борт. Меха­нику-водителю Николаю Егорову оторвало ногу... Ком­бат, пересев на другой танк, с оставшимися машинами устремился южнее, на Черенчицы.

После тяжелой и кровопролитной схватки деревня Кобылкино оказалась в наших руках. Поле боя в ее районе было усыпано множеством трупов гитлеровских солдат и офицеров. Всюду торчали разбитые орудия, дымились горящие танки. Среди них стояли и семь на­ших поврежденных и сгоревших машин, в том числе танк майора Иванова.

Политрук Илларион Феоктистов влез в, него. Люк запасного выхода был открыт. Половина обгоревшего тела майора была в танке, другая, без правой руки, лежавшей на боеукладке,— под танком. Виски комбата под танкошлемом были обожжены, но лицо уцелело полностью. В левой руке майор крепко зажал обгорев­ ший полукругом партийный билет. Однако фотография на нем уцелела. Видимо, в последнюю минуту Иванов подумал именно о нем, о партбилете. Понимая, что в этой адской пляске огня и металла все, что может го­ реть, сгорит, он попытался сунуть партийный документ под танк, в снег, рассчитывая, что там он сохра­ нится...

Когда извлекли тело комбата наружу, то обнару­жили в казеннике пушки бронебойный снаряд. Видимо, не хватило у комбата сил, чтобы использовать его, этот последний выстрел. Тогда политрук Феоктистов, высоко подняв ствол танкового орудия, произвел последний вы­стрел в сторону смотавшихся гитлеровцев.

Погибших в боях за Кобылкино похоронили вече­ром. Комиссар дал высокую оценку подвигу танкистов. Отдельно сказал о геройски сложившем голову коман­дире батальона.

— Карп Петрович Иванов был настоящим русским, советским солдатом. Коммунист с тысяча девятьсот двадцать девятого года, он подавал достойный пример мужества, отваги, верности Родине не только беспар­тийным бойцам и командирам, но и всем нам, партий­цам—большевикам. Посмотрите на него. Испытав невы­разимые мучения, он и в кончину свою сохранил на лице черты так знакомой нам доброты и спокойствия. Зна­чит, погиб, уверенный, что до конца выполнил свой долг перед Родиной. Жизнь Карпа Петровича досталась фа­шистам очень дорого. Но расплатились они за нее еще далеко и далеко не полностью. Спи спокойно, наш до­рогой друг и командир, мы взыщем с ненавистных окку­пантов все, что с них причитается!