— Дамы и господа, — начал дон Ибрагим, — я разрешил себе созвать вас сюда, так как в нашем доме произошло событие, выходящее за рамки нормального.

— Хвала Господу! — прервала его донья Тереса Корралес, пенсионерка с пятого этажа, секция Б.

— Да услышит Он нас! — торжественно ответил дон Ибрагим.

— Аминь! — вполголоса заключили несколько человек.

— Когда вчера вечером, — продолжал дон Ибрагим де Остоласа, — наш сосед, дон Леонсио Маэстре, которому все мы желаем, чтобы его невиновность вскоре воссияла ярким, ослепительным светом, подобно лучам солнца…

— Мы не должны осложнять деятельность правосудия! — воскликнул дон Антонио Перес Паленсуэла, служащий в правлении профсоюза, жилец со второго, секция Б. — Мы должны воздерживаться от каких бы то ни было преждевременных суждений! Я в этом доме ответственный съемщик, и моей обязанностью является не допускать даже малейшего давления на судебные власти!

— Помолчите, не перебивайте, — сказал дон Камило Перес, мозольный оператор, жилец с первого, секция Д. — Дайте говорить дону Ибрагиму.

— Пожалуйста, продолжайте, дон Ибрагим, я не намерен мешать вашему выступлению, я только требую уважения к нашим почтенным судебным органам и содействия их работе на благо порядка…

— Тс-с… Тс-с… Дайте ему говорить!

Дон Антонио Паленсуэла умолк.

— Как я уже сказал, когда вчера вечером дон Леонсио Маэстре сообщил мне печальную весть о преступлении, жертвой коего стала донья Маргот Соброн де Суарес — царство ей небесное! — я поспешил попросить нашего доброго и близкого друга, доктора Мануэля Хоркеру, здесь присутствующего, дать точное и подробное заключение о состоянии нашей покойной соседки. Доктор Хоркера откликнулся на мою просьбу с готовностью, которая служит веским свидетельством его высокого понятия о профессиональном долге, и мы вместе вошли в жилище пострадавшей.

Тут дон Ибрагим прибегнул к изысканнейшему приему своего ораторского искусства:

— Разрешу себе смелость предложить всем вынести благодарность нашему достославному доктору Хоркере, который вместе со столь же славным доктором доном Рафаэлем Масасаной, что в данную минуту из скромности укрылся за портьерой, является гордостью всех нас, жильцов этого дома.

— Отлично сказано, — заметили в один голос дон Эксуперио Эстремера, священник с пятого, секция В, и дон Лоренсо Согейро, владелец бара «Эль Фонсаградино» в цокольном.

Одобрительные взгляды присутствующих обратились от первого врача ко второму; это напоминало бой быков, когда один матадор, отличившийся и вызываемый публикой на арену, выводит с собой другого, которому не так повезло и не удалось отличиться.

— Итак, дамы и господа, — воскликнул дон Ибрагим, — когда я убедился, что все средства медицинской науки бессильны перед чудовищным преступлением, у меня остались лишь две заботы, в которых я, как истинно верующий, положился на Господа: чтобы никто из нас — тут я прошу милейшего сеньора Переса Паленсуэлу не усмотреть в моих словах и малейшего намека на попытку давления на кого бы то ни было, — чтобы никто из нас, говорю я, не оказался замешан в этом гнусном и позорном злодействе и чтобы донье Маргот были оказаны последние почести, каких все мы в назначенный нам час желали бы для себя и для наших родных и близких.

Дон Фидель Утрера. фельдшер из цокольного, секция А, юноша весьма развязный, едва не выкрикнул «Браво!»; это словечко уже вертелось у него на языке, но, к счастью, он вовремя спохватился.

— А посему я предлагаю, любезные мои соседи, украсившие и почтившие своим присутствием скромные эти стены…

Донья Хуана Энтрена, вдова Сисемона, пенсионерка со второго, секция Б, не сводила с дона Ибрагима глаз. Какое красноречие! Какая изысканность! Какая точность выражений! Говорит как читает! Встретившись взглядами с сеньором Остоласой, донья Хуана посмотрела на Франсиско Лопеса, владельца дамской парикмахерской «Кристи энд Куико» в цокольном, секция В, которому она неоднократно поверяла свои горести и плакалась в жилетку.

Глаза обоих как бы обменялись восхищенными репликами.

— Ну, каково?

— Великолепно!

Дон Ибрагим невозмутимо продолжал:

— …чтобы мы, каждый в отдельности, не забывали помянуть донью Маргот в своих молитвах и все сообща приняли участие в расходах по заупокойной мессе.

— Согласен, — молвил дон Хосе Лесисенья, жилец с третьего, секция Г.

— Вполне согласен, — поддержал его дон Хосе Мария Ольвера, капитан интендантской службы со второго, секция А.

— Надеюсь, все присутствующие того же мнения?

Дон Артуро Рикоте, служащий Испано-Американского банка, жилец с пятого, секция Г, произнес своим надтреснутым голоском:

— О да, все.

— Все, все, — подхватили дон Хулио Малюэнда, отставной моряк торгового флота с третьего, секция В, чья квартира, увешанная картами, гравюрами и уставленная моделями судов, походила на лавку старьевщика, и дон Рафаэль Саэс, молодой десятник на строительстве с четвертого, секция Г.

— Сеньор Остоласа, бесспорно, прав: мы все должны принять участие в оказании последних почестей нашей покойной соседке, — подтвердил дон Карлос Луке, коммерсант со второго, секция Г.

— Я как все, я со всем согласен.

Педро Таусте, хозяин мастерской по ремонту обуви «Клиника для туфель», не желал плыть против течения.

— Мысль дельная и вполне похвальная. Поддержим ее, — произнес дон Фернандо Касуэла, судебный прокурор с первого, секция Б, который накануне вечером, когда все жильцы по распоряжению дона Ибрагима искали у себя преступника, обнаружил в корзине для грязного белья любовника своей жены, скрючившегося в три погибели.

— То же скажу и я, — заключил дон Луис Ноалехо, мадридский представитель фирмы «Пряжа. Вдова и дети Касимиро Понса», жилец с первого, секция В.

— — Весьма благодарен, дамы и господа, я вижу, мы все единодушны. Итак, после того как мы побеседовали и убедились, что наши точки зрения совпадают, я принимаю ваше любезное согласие и поручаю осуществление моей идеи благочестивому священнослужителю дону Эксуперио Эстремере, нашему соседу, дабы он как человек, сведущий в делах церковных, взял на себя организацию подобающих церемоний.

Дон Эксуперио с потрясающе торжественным видом ответил:

— Я в вашем распоряжении.

Обсуждение пришло к концу, и общество понемногу стало расходиться. У одних были неотложные дела; другие — меньшинство — полагали, что у кого-кого, а у дона Ибрагима наверняка дел по горло; а третьи — всегда найдутся и такие — ушли просто потому, что устали так долго стоять. Дон Гумерсиндо Лопес, конторский служащий, жилец из цокольного, секция В, единственный, кто не подал голоса, задумчиво вопрошал себя, спускаясь по лестнице:

— И для этого я отпрашивался со службы?