Найтин-гейл, а главное, прибыть вместе с Берти на открытие Королевского Альберт-холла, самого большого концертного зала в мире. Его огромные органы могли воспроизвести как грохот пушки, так и легкое дуновение ветерка. На церемонии Виктория так расчувствовалась, что не смогла произнести ни слова и попросила сына выступить вместо нее. «Королева объявляет зал открытым!» — громким голосом возвестил принц Уэльский. Кто-то в толпе попытался свистеть, но Гладстон поздравил ее величество с тем, что монархия стала наконец «видимой».

21 марта в Виндзорской церкви Святого Георгия с большой помпой прошло бракосочетание Луизы с маркизом де Лорном. Королевский штандарт реял в голубом небе этого весеннего утра. Прилегающие к церкви улицы были запружены каретами с лакеями в алых ливреях. Учащиеся Итона, выпускником которого был де Лорн, выстроились перед церковью, словно в почетном карауле. Перед семьей новобрачного, состоявшей из герцога Аргайлла, его супруги и их одиннадцати детей, выступали, играя на волынках, шотландские горцы. В черном атласном платье, расшитом сверкающим гарусом, Виктория, вся в бриллиантах и рубинах, вела свою дочь под венец. Газеты восторгались, а публика умилялась этой романтической парой. Один лондонский парфюмер создал новую туалетную воду и назвал ее «Love Lome» («Несчастная любовь»). А в Глазго один местный фотограф получил шестьдесят тысяч заказов от желающих приобрести фотографию новобрачных. Королева писала Вики: «Популярность этого брака во всей империи, включая Ирландию, ни с чем не сравнима, и, притом что королевская семья столь многочисленна, а дети наши (увы!), в свою очередь, имеют такие же многочисленные семьи, союзы с наиболее достойными семействами нашего государства значительно укрепят монархию и упрочат связь между королевской семьей и страной. А главное, нам совершенно необходим приток свежей крови, иначе династию ждет вырождение и деградация». А какая кровь может быть благороднее шотландской! Альберт уверял, что в ней сохранилась частица неукротимой силы викингов.

На свадебном пиру шампанское лилось рекой. К летящим вслед отъезжающей карете с новобрачными башмакам и атласным туфелькам Браун добавил и новую метлу, что, по обычаю шотландских горцев, должно было принести молодоженам счастье. Они отправились в свадебное путешествие по Европе под именем лорда и леди Сандридж, это был один из титулов де Лорна. В Дармштадте Алиса должна была посвятить свою юную сестру в секреты гинекологии, ибо сама королева на эту тему с дочерьми никогда не говорила. В 1885 году медицинский журнал «Ланцет» сокрушался по поводу той вопиющей безграмотности в интимной области, какую молодожены проявляют в свою первую брачную ночь.

А в Бальморале самая знаменитая больная королевства совершила в июне вместе с Брауном восхождение на Крэг Гоуан. На вершине горы стояла пирамида, над которой парила душа Альберта. Виктория спустилась оттуда, укрепившись в своем решении не уступать коварным проискам Гладстона. Премьер-министр намеревался провести широкомасштабную военную реформу. По традиции командные посты в английской армии занимали представители высшей знати, которые редко имели профессиональное военное образование. Офицерские должности и звания продавались и покупались. Премьер-министр собирался ввести в армии систему, при которой продвижение по службе будет зависеть только от личных заслуг военного.

Виктория усмотрела в этом проекте правительства выпад, направленный против монархии. Через несколько дней после свадьбы Луизы она приняла в Виндзорском дворце бывшего французского императора, вновь оказавшегося в изгнании в Англии. Герцог Кембриджский, как когда-то и Альберт, любил повторять, что «красные» полки легко поворачиваются против трона. И недавние события во Франции в очередной раз подтвердили правоту этой мысли. Королева надеялась, что со временем принц Артур сменит своего дядю Кембриджа на посту главнокомандующего английской армией. Проведя год в Канаде, ее сын был произведен в офицеры и теперь учился в военной школе в Альдершоте.

Скрепя сердце согласилась она парафировать законопроект Гладстона о реформе в армии. В палате общин радикалы подняли шум, требуя урезать сумму годового содержания Артура. «Королева не заслуживает больше нашего уважения, поскольку постоянно клянчит деньги!» — выкрикнул кто-то из депутатов. При голосовании, состоявшемся 1 августа, против было подано пятьдесят три голоса.

Спустя три дня, проснувшись утром, Виктория почувствовала «болезненный укус насекомого в районе правого локтя». Отправление ее поезда в Шотландию как обычно было назначено на 17 августа. Гладстон умолял королеву не уезжать в Бальморал до конца парламентской сессии. Она ответила ему телеграммой, заканчивающейся уклончивым обещанием: «Я сделаю все, что в моих силах, но не более того». На руке у нее начал назревать нарыв. Тревожные бюллетени о состоянии ее здоровья, подписанные Дженнером, посыпались на правительство.

Лорд-канцлер, сэр Артур Хелпс и лорд Грэнвилл попытались оказать помощь премьер-министру. По их мнению, было как никогда важно, чтобы именно сейчас, когда по всей стране множились выступления республиканцев, вдохновленных их собратьями с континента, залившими кровью всю Францию, королева находилась у руля государства. В 1864 году Карл Маркс создал в Лондоне Первый интернационал. В апреле в Гайд-парке прошла грандиозная манифестация в поддержку парижских коммунаров. Совершенно недопустимо, чтобы ее величество удалилась в Бальморал в разгар парламентской сессии! Дабы напомнить ей о ее долге, Вики, отдыхавшая в Осборне, написала письмо «нашей любимой мамочке и нашей государыне», которое заставила подписать всех своих братьев и сестер.

Виктория так активно жаловалась на свою усталость, что дети отказались от мысли вручить ей свою петицию, опасаясь спровоцировать у нее нервный срыв. Королева, уверенная в том, что от состояния ее здоровья зависит судьба монархии, писала лорду-канцлеру: «Что убило ее дорогого мужа? Переутомление и вечные заботы. Что убило лорда Кларендона? То же самое... а вы хотите, чтобы королева, уже немолодая женщина, все выдержала... Она считает необходимым повторить, что, если ее министры не окажут ей поддержку, она не сможет и дальше тащить этот непосильный груз на себе и будет вынуждена переложить его на молодые плечи. И тогда, быть может, недовольные пожалеют, что довели ее до изнеможения, хотя она еще могла бы быть полезной».

14 августа она отобедала в одиночестве, без детей. У нее не было аппетита. Она жаловалась на боли в горле. Гладстон доверительно сказал Понсонби: «Я считаю все это самым своим тяжким испытанием за сорок лет политической деятельности. Можно легко вообразить и худшие вещи. Но более ничтожных причин, наносящих такой ущерб монархии, трудно себе представить». И этот знатный лесоруб добавил: «Это то же самое, что рубить сук, на котором сидишь».

В назначенный день, 17 августа, Виктория уехала в Бальморал, поддержанная Брауном. Она была без сил и совершенно больной, у нее болело все с головы до пят, но при этом она чувствовала себя победительницей. Она одержала верх над своим правительством и над своими детьми. Даже республиканцы не смогли запугать и сломить ее!

Была ли она на сей раз действительно больна, эта маленькая тучная женщина, которая то и дело охала, но при этом заставляла своих придворных дам жить в адском ритме? Дженнер отправил в «Ланцет», самое авторитетное медицинское издание Англии, коммюнике без подписи, в котором сообщалось о том, что на правой руке королевы образовался нарыв, в связи с чем «Ее Величество физически не в состоянии находиться в переполненных и раскаленных гостиных, а посему не может продлить свое пребывание в Лондоне». Но никто больше не верил этому. Вот уже десять лет расстроенные нервы и постоянные мигрени королевы были основными побудительными мотивами ловко разыгрываемой национальной трагедии. Понсонби счел заметку в прессе совершенно несвоевременной, поскольку она играла на руку сторонникам отречения Виктории от престола: «Она не оставляет людям никакой надежды, и, на мой взгляд, это может привести к принятию санкций против королевы». Он горячо поспорил с Дженнером. «Кто стремится в Лондон, кроме легкомысленных светских баловней?» — возражал доктор. Мужчины почти перешли на крик. Показываться на публике — это одна из обязанностей королевы, подразумеваемых ее статусом, и если бы монарх-мужчина позволял бы себе игнорировать ее, «его бы уже давно скинули с престола», кричал в ярости личный секретарь Виктории. «Полковник Понсонби! Вы не можете не знать — я, во всяком случае, это знаю, — что во всем королевстве не найдется ни одной другой женщины, которая работает столько же,