— Привет, Пашкин! — крикнул он. — Это Яшкин. Ты что завтра делаешь? В театр идешь? Ой, держите меня! Зачем? На театральный се-сон? Шик каламбурчик, а? Ну вот что, ты это брось. Завтра все собираемся у Машкина. На чай. Понял?
— Заметано, — сказал догадливый Пашкин. — Я Кошкина приведу.
Мы встретились с Мишкиным в понедельник.
— Доброе утро! — поздоровался я.
— Хе! — иронически сказал Мишкин.
Он сидел за столом, левой рукой закрывал фиолетовую гулю над глазом, а правой писал заявление на Машкина в товарищеский суд…
НЕПРОДАЮЩИЙ И ПРОДАЮЩИЙ
Не знаю, может, бывают совсем никудышные елки, но этой почему-то все восхищались.
— Ах, какая милая елочка! — разулыбалась шедшая навстречу дама. — Не продаете?
— Что вы! — сказал я. — С таким трудом достал.
— Жаль, жаль, — потухла дама.
Потом меня заприметили, видимо, молодожены. Они долго шли следом и шептались. Наконец молодой человек решился. Догнал меня и, смущенно откашлявшись, спросил:
— Извините, где елочку брали?
— Там уж нет, — сочувственно сказал я.
— А эту не уступите? — залился краской молодой человек. — Жене очень понравилась.
— Эх, браток! — вздохнул я. — И рад бы, да свой карапуз дома ждет.
После молодоженов откуда-то из подворотни вывернулся плечистый мужчина. Этот сразу схватился за комель и скомандовал:
— Продай!
— Сам купил, — сказал я, прижимая елку к груди.
— Бери, что хочешь! — не отступал мужчина.
Мне ничего не требовалось. Я выдернул елку и убыстрил шаг. Мужчина долго еще шел за мной и клянчил:
— Может, договоримся, а, хозяин? Недалеко от дома меня окружила целая толпа. Задние спрашивали:
— Что там, елки продают?
— Витя! — кричала какая-то женщина. — Плюнь на него — переплати рублевку!
Я с трудом взобрался на пустые ящики и закричал:
— Граждане! Елка не продается! Что вы делаете! Не ломайте ветки!
Меня, ворча, отпустили.
…Я потихоньку открыл свою квартиру и увидел жену и сына, восторженно прыгающих… вокруг елки.
— Нам повезло! — сияя, сказала жена. — С трудом уговорила одного прохожего уступить!..
— Не беда, — пробормотал я, пятясь к двери. — Пустяки. Сейчас я все устрою.
Я вышел и схватил за рукав первого встречного:
— Купите елочку! Правда, красавица?
Он подозрительно осмотрел меня и спросил:
— Почем?
— Ерунда, — сказал я. — Полтора рубля.
— Что так мало? — хихикнул он. — На пол-литра не хватает?
Я ринулся навстречу женщине с девочкой.
— Барышня! — сладким голосом сказал я. — Смотри, какая елка! Пусть мама тебе купит!
— Пошли, пошли, детка! — испуганно сказала женщина, увлекая девочку в сторону. — Мы лучше найдем, в магазинчике. Неизвестно еще, где он ее взял.
Некоторое время я топтался на тротуаре и сиротливо тянул:
— Имеется елочка — зеленая иголочка. Лучшая утеха для детей…
Меня старательно обходили.
В конце концов я не выдержал, взмахнул ею, как знаменем, и заорал:
— Граждане! Кому елку?! Налетай! Задаром отдам.
Граждане подняли воротники и бросились врассыпную…
ТОЛЬКО ПРАВДА
Сразу за Туапсе открылось море, и все прилипли к окнам.
— М-да, — общительно сказал толстый дядька из соседнего купе. — Рай! Не то что у нас в Сибири…
— А что у нас в Сибири? — ревниво приподняла брови Милка.
— Известно что, — сказал дядька. — Холод, глушь, тайга дремучая.
Пассажиры залюбопытствовали, окружили сибиряка кольцом.
— М-да, — продолжал дядька, легко овладевая вниманием. — Пойдешь к приятелю рюмочку выпить — держись за веревку. А то унесет к едрене-фене — милиция не разыщет.
— И милиция тоже есть? — изумилась одна из слушательниц.
— Да это я так, — махнул рукой дядька — К слову. Какая там милиция. Закон — тайга, медведь — прокурор.
Милка выскочила в тамбур и плюнула.
— Так рождаются дурацкие басни! — сердито сказал я.
Мы тут же поклялись всем рассказывать про Сибирь только правду.
И уличать бессовестных вралей.
В первый же день на пляже я решительно прервал сивоусого колхозника, нахваливавшего свою Полтавщину, и громко спросил:
— А вы слышали о том, что в Сибири вызревает виноград?
Колхозник, хитро прищурившись, оказал, что про «це» он «не чув». Но зато он «чув» про бананы, которые у нас вырастают здоровенными, «як та ковбаса»…
Все кругом засмеялись и моментально утратили к нам интерес. Мы обиделись и подсели к другой компании. Здесь респектабельного вида мужчина, которого все называли профессором, рассказывал что-то интересное про Аргентину. Импресарио профессора — загорелый молодой человек в усиках, организовывал слушателей. Нам он запросто махнул рукой и спросил:
— Вы откуда?
— Сибиряки, — с достоинством ответили мы.
— Ну так грейтесь, — великодушно разрешил молодой человек. — Двадцать семь в тени.
— Подумаешь! — с вызовом сказал Милка. — А у нас тридцать три!
— Мороза? — уточнил импресарио.
— Жары! — сказал я.
