точки зрения, класс воинов ответит таким шагом, который навсегда преобразит Анды.
V Есть нечто забавное в том способе, какой разработали яуйос, чтобы внедрить своего божественного прародителя, Париакаку, в более широкие рамки андского мировоззрения. В начале рукописи после обещания поведать историю Париакаки рассказчики добавили:
«В те времена была другая уака по имени Кунирайа, которая существовала и потом, но мы в действительности не знаем, появился ли Кунирайа до или после Париакаки или же этот Кунирайа существовал одновременно с Виракочей, который сотворил человечество; потому что в молитвах люди говорили: «Кунирайа Виракоча, творец человечества, творец мироздания, ты обладаешь всем, чем обладаешь; тебе принадлежат поля, тебе принадлежат люди».
Вторая глава начинается с похожей оговорки, но в четырнадцатой главе рассказчики, похоже, дают-таки объяснение:
«Париа Кака и все другие уаки имели обыкновение чрезвычайно уважать его.
В действительности некоторые люди даже говорят, что Париа Кака — это сын Купи Райа».
К этому же вопросу они снова возвращаются в следующей главе:
«Купи Райа Вира Коча, как говорят, существовал с очень древних времен. До него в мире вообще ничего не было. Именно он первым придал форму и силу горам, лесам, рекам и всем видам животных, а также полям для пропитания человечества.
По этой причине люди часто и говорят о Купи Райа: «Он зовется отцом Париа Каки».
«Это он породил и наделил силой Париа Каку».
«Если бы Париа Кака не был его сыном, он, вероятно, лишил бы его силы», — так говорят все».
Этим неохотным «вероятно» вопрос исчерпывается. Сначала появился Кунирайа Виракоча. Париакака был «наделен силой» именно им и в действительности был бы «обессилен», не будь он «сыном» Виракочи. Все это немного напоминает выдергивание зубов, но рассказчики яуйо в конечном счете подтверждают традиционный для Анд порядок вещей. Так же, как они ворчали по поводу почитания крестьянами предков, можно почти что услышать их ворчание: «Все в порядке, уже! Сначала появился Виракоча. Он создал мир. Париакака — его сын». Такова была традиция у воинов Уарочири подтверждать очередность появления своих покровителей.
Однако здесь, наряду со всем этим ворчанием, рассказчики выдвинули беспрецедентное утверждение относительно своей племенной уаки, утверждение столь же простое, сколь и смелое. И именно здесь все мои попытки рассортировать значение «потопа» 650 года н. э. объединились вокруг одной идеи. Если Париакака был «сыном» Виракочи (что на первый взгляд сомнительно в случае необходимости признания «младшинства» воинов по отношению к крестьянству), тогда неизбежно следует один простой факт: Париакака был планетарным богом. Если уарочирийский бог войны был «сыном», тогда он принадлежал к той же «породе», что и его «отец». Купи Райа Виракоча, созвучный Кон Тиксе Виракоче, проясняет взгляд из Уарочири — где поклонялись пичка-кон-ки («нашим пяти планетарным богам») — на генеалогию Виракочи. Бог войны и родословная уака яуйо — «сын» Виракочи/Сатурна — был планетой.
Когда я впервые осознал значение генеалогии Париакаки, я был озадачен. Я не знал, было ли мне известно больше, меньше или столько же, как и прежде. Эта информация, казалось, не вмещалась в качестве мысленной категории в мой репертуар. Я должен был проанализировать свои предположения о самой близкой аналогичной информации, имевшейся в моем распоряжении: инкское утверждение о том, что их мифологический предок, Манко Капак, был если не «сыном», то по крайней мере любимцем Юпитера. Я быстро уловил, что предполагал, будто инки спроецировали это утверждение назад, в отдаленное прошлое, как средство легитимации своего имперского правления. Уарочирийский случай не отвечал этой модели. Фактически если он и прояснял что-либо, так это то, что «рождение» Париакаки произошло около 850 года н. э. Так много для «проецирования назад». Означало ли это, что инки также имели традицию планетарной «ассоциации», продолжавшуюся со столь же отдаленных времен? Имел ли тот факт, что две важные племенные области — Уарочири и долина Куско — поддерживали мифологические традиции планетарной причастности с их кастой воинов, отношение к складыванию сословной системы? Если яуйос претендовали на планетарное происхождение в 850 году н. э., то для чего это было им нужно?
Но это означало ставить телегу впереди лошади.
Я понял, что надо было продолжать методичный поиск. Сначала я должен был выяснить (таким же образом, каким я исследовал мифологический характер Манко Капака), действительно ли уарочирийский текст поддерживал представление о том, что Париакака был планетарным божеством.
В главе шестнадцать уарочирийских мифов Париакака борется со своим врагом, с обладающим огнем Уальяльо Каруинчо. Получая неустанные удары молнии от Париакаки, Уальяльо Каруинчо выпускает гигантскую двухголовую змею, амару, которая нападает на Париакаку. Внезапно в руках у Париакаки оказывается новое особое оружие, «посох из чистого золота», которым он пронзает змею, прокалывая ее таким образом, чтобы она «застыла» (чирай) и потом превратилась в безобидный камень. Писание Авилы упоминает кечуанское слово для обозначения этого посоха, тауна, диалектальный вариант туны, посоха Тунапы Виракочи:
Тауна. Посох, столп, столб, архитектурный столб.
Здесь мы также впервые сталкиваемся с образом огромной змеи. Саломон и Уриосте прокомментировали этот отрывок так: «Амару — великая мифологическая вода, фактически присутствующая во всех андских мифах и обычно символизирующая беспорядок, прорывающийся при переходе к новому порядку».
Аналогичным образом отмечал мифологическую змею Хоккенгем: «Амару появляется в момент природных и социальных катастроф, вытекающих из неравного соотношения сил, из-за неустойчивости. Появление Амару, внезапное и неистовое, является признаком изменения, перехода, пачакути».
На астрономическом уровне ассоциация амару с катастрофами[106] или пачакути разъясняется в ряде источников. Как уже показал ирокезский миф, разъединение земли и неба, произошедшее под эгидой змеи, которая сначала совратила деву, а затем, когда она внедрила новый мир земледелия, дала ей семена и утварь для нового образа жизни. В другой момент преобразования андский «дом ложного бога» зашатался потому, что «змея» съела его соединения.
Впечатляет то, что таким же образом, каким в андских мифах и архитектурные, и топографические метафоры используются для описания строения космоса в какой-то определенный момент прецессионного времени, змея появляется как разрушительная сила не только в архитектурном контексте (как указано выше), но также в топографических образах. Документ колониальной эпохи, принадлежавший одному из «искоренителей» архиепископу Лимы, воспроизводит миф о гигантской змее, называвшейся «гуайарерой»:
