защитниками древних ценностей от внешних незваных гостей. (Столетия спустя инки выдвинули то же самое утверждение о свирепствовавшем каннибализме в качестве частичного оправдания за установление своей власти над Андами.) Эта позиция объясняет динамику, лежавшую в основе замечания Силверблат о том, что, хотя сословные деления в Андах выражались с точки зрения завоевания, тем не менее в действительности сословия находились в автономном положении друг к другу. Происхождение этого древнего договора восходит здесь к согласию между воинами (несмотря на ворчание по поводу привычки крестьян к «сверхразмножению») относительно того, что старый образ жизни стоил того, чтобы его защищать. Если, в свою очередь, воины желали земли, то таковым был их долг лишь постольку, поскольку они уважали религию Виракочи. Это показное действие — оправдание завоевания во имя духовной традиции, основанной на взаимном принятии и взаимных обязательствах, — составляет великую основополагающую тему уарочирийских мифов.

В результате такого ограничителя из текста часто возникает своего рода Новый язык IX столетия. Например, упрекая крестьянство за религиозные убеждения, которые вели к перенаселению, члены класса воинов считали себя могущественными потому, что у них было «так много братьев». Так, старый жрец из класса воинов, считавшийся героем за сопротивление испанцам, имел, как говорили, шесть сыновей. И в то время как рассказчики превозносят этого же образцового жреца-воина как «самого мудрого, как наилучше сохранившуюся память», они, тем не менее, утверждают, что решающий момент, когда бог войны Париакака стал новым высшим божеством, — это тот самый момент, когда достоинства памяти стали совершенно необязательными: «И так те, о ком мы говорим, завоевали теплые долины… а следовательно, забыв своих древних богов, все они начали поклоняться Париакаке». Назад и вперед, назад и вперед. Именно на этом поле конфликтующих сил и системного напряжения начинается пятая глава:

Имея дело с событиями как раз накануне потопа, рассказчики начинают свою повесть описанием чувства смятения, конфликта и хаоса, связанные с его последствиями. Хотя текст беспорядочно заполнен упоминаниями о местах «возникновения» (пакаринас) коренных народов области Уарочири, происхождение «сильных и богатых… людей опустошения» неизвестно. Поскольку «потоп» произошел в 650 году н. э., одновременно с быстрой экспансией Уари, и поскольку археология того периода подчеркивает, что именно Уари впервые в горной местности создало классовые различия, основанные на богатстве и подкрепленные устрашением и войной, то похоже, что описанный в начале пятой главы период — когда «сильные и богатые» были «заняты войнами» — относится к экспансии Уари в область Уарочири.

Затем рассказчики говорят о своем собственном происхождении, то есть о том, как они сами появились на арене этих мифов вслед за периодом господства «сильных и богатых». «Именно в это время некто по имени Париа Кака родился в форме пяти яиц на горе Кондор Кото». Затем рассказчики представляют главное действующее лицо главы, молодого парня яуйо по имени Уатья Кури, «первым увидевшего и прознавшего» о рождении бога войны Париакаки. С самого начала рассказчики пытаются установить нравственную чистоту и существенные достоинства Уатьи Кури. Так, таким же образом, как и во второй главе, они описывают Виракочу привыкшим «ходить вокруг и вещать, подобно ужасно бедному и одинокому человеку», Уатья Кури изображается «бедняком и одиноким». Уатья Кури, неся в себе страшную весть о рождении Париакаки, никому не подает вида об этом.

На вид бедняк, однако одаренный умом шамана, он является героем избранных тем во всей андской мифологии, восходящей к мифам о Виракоче. Например, как отмечалось в главе 4 настоящей книги, Виракоча — бедняк, несущий в себе семена нового мира, — приходит в Качу и, подвергшись нападению со стороны беспечных жителей деревни, навлекает на них огненный дождь. Прежде всего этот внешний вид ассоциируется со справедливостью, с отношением, которое должно существовать между заслугами и властью. Подчеркивая существенную несовместимость между внешней демонстрацией богатства и обладанием внутренней духовной силой, рассказчики уарочирийских повестей устанавливают свою идентичность поборников древних религиозных ценностей, связанных с богом справедливости Виракочей[101].

Первые строки пятой главы содержат налет гнева по поводу того, что Уатья Кури собирается предстать перед богатым умирающим аристократом. Проходя через страну от Тихого океана, вероятно, возвращаясь домой из Пачакамака[102], Уатья Кури засыпает на склонах горы. Благодаря своим качествам шамана Уатья Кури удается понять разговор двух лисов, которые остановились поболтать. Он узнает, что один аристократ, владелец обширных земельных поместий и лам в чаупи-юнгас (край коки), был сражен недугом вследствие сексуальных прегрешений своей жены. Один лис рассказывает, как жена владельца, поджаривая однажды маис, сунула себе маисовое зерно в вагину и отдала его съесть другому мужчине. Из-за этого деяния (понимаемого как супружеская измена) ее муж, аристократ, находится при смерти; фундамент его дома пожирает «змея»; а двуглавая жаба живет под мельничным жерновом.

Эта часть истории рассмотрена в главе 4 данной работы, в ее астрономическом контексте. Астрономия мифа, передавая смысл «двуглавой жабы» (анп'ату) под жерновом (марас), указывает на астрономическую дату около 850 года н. э., то есть ту же дату, с которой археология связывает крушение Уари. Поэтому два столетия, лежащие между «потопом» и разрушением дома умирающего аристократа, похоже, представляли собой период хаоса и войны, привнесенных неведомым (чужим) народом, который «признавал только сильных и богатых». Иными словами, пятая глава начинается, несомненно, с описания падения влияния Уари в области Уарочири в 850 году н. э. Именно в это время, согласно повестям, родился бог войны. Эта интерпретация вполне подтверждается остальной частью мифа.

Затем лис упоминает, что ни один целитель не смог излечить того человека, и Уатья Кури получает шанс улучшить свою долю. Когда он идет к дому аристократа, то предлагает вылечить землевладельца в обмен на брак с его дочерью. В отчаянии аристократ соглашается. Когда Уатья Кури открывает, каким образом аристократ стал рогоносцем и, хуже того, что единственное лечение состоит в том, чтобы снести его прекрасный дом, аристократ предпочитает сохранить свою жизнь и соглашается.

Тогда в этой истории выступает новая фигура: зять несчастного аристократа. Когда он узнает, что его тесть действительно намерен сдержать обещание и выдать свою дочь замуж, то приходит в сильную ярость. «Ты, — кричит он, — несчастный бедняк, взял в жены мою невестку, такую богатую и влиятельную!» Это определенно говорит о классовых привилегиях, так как основной принцип любой классовой системы заключается в установлении того, что называется экзогамным брачным ограничением, то есть положения, при котором мужчины из низшего класса не могут жениться на женщинах из высшего класса. Эта ситуация означает также, что аристократ и его богатый зять следуют правилам родства по мужской линии. Поэтому они не могут принадлежать к коренному земледельческому народу, приверженному системе с двойным родством.

Затем, оскорбленный зять надменно вызывает Уатью Кури на состязание в ряде искусств, включая танцы, пение, музыку, постройку дома и питье. При всех преимуществах у зятя в одежде, инструментах, строительных материалах и так далее — словом, при всем, что может дать материальное богатство и власть, — он оказывается побежденным во всех испытаниях. Уатья Кури символизирует превосходство внутреннего мира, поскольку он на каждом шагу своего пути получает помощь от диких животных. Этот эпизод зеркально отражает вторую главу мифов Уарочири, в которой Виракоча советуется с животными. Победа Уатьи Кури — это триумф старых ценностей над новыми. После победы во всех состязаниях. Уатья Кури настолько возмущен и разгневан, что превращает жену своего противника в камень и прогоняет мужа.