За то тебе несу я в дар Мой одинокий самовар.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Самовар в нашей жизни, бессознательно для нас самих, огромное занимает место. Как явление чисто русское, он вне понимания иностранцев. Русскому человеку в гуле и шепоте самовара чудятся с детства знакомые голоса: вздохи весеннего ветра, родимые песни матери, веселый призывный свист деревенской вьюги. Этих голосов в городском европейском кафе не слышно.

Человек, обладающий самоваром, уже не одинок. Ему есть с кем разделить время, от кого услышать добрый совет, близ кого отогреться сердцем. Двое собеседников в сообществе самовара теплей сближаются, понимают нежней друг друга. Целомудренная женщина подле самовара сразу овевается поэзией подлинного уюта и женственной чистоты. Сельскому жителю самовар несет возвышенный эллинский хмель, которого одичалый горожанин уже почти не знает.

И, конечно, не чай в собственном смысле рождает в нас вдохновенье; необходим тут именно самовар, медный, тульский, из которого пили отец и прадед; оттого скаредный буфетный подстаканник с кружком лимона так безотрадно-уныл и враждебен сердцу. Самовар живое разумное существо, одаренное волей; не отсюда ли явилась примета, что вой самовара неминуемо предсказывает беду?

Но всё это понятно лишь тем, кто сквозь преходящую оболочку внешних явлений умеет ощутить в себе вечное и иное. Потребно иметь в душе присутствие особой, так сказать, самоварной мистики, без которой сам по себе самовар, как таковой, окажется лишь металлическим сосудом определенной формы, способным, при нагревании его посредством горячих углей, доставить известное количество кипятку.

Б. С.

31 декабря 1913 г. Владыкино

'Страшно жить без самовара...'

Страшно жить без самовара: Жизнь пустая беспредельна, Мир колышется бесцельно, На земле тоска и мара. Оставляю без сознанья Бред любви и книжный ворох, Слыша скатерти шуршанье, Самовара воркованье, Чаю всыпанного шорох. Если б кончить с жизнью тяжкой У родного самовара, За фарфоровою чашкой, Тихой смертью от угара!

РОДИТЕЛЬСКИЙ САМОВАР

Родился я в уездном городке. Колокола вечерние гудели, И ветер пел о бреде и тоске В последний день на Масляной неделе Беспомощно и резко я кричал, Водою теплой на весу обмытый, Потом затих; лишь самовар журчал У деревянного корыта. Родился я в одиннадцатый день, Как вещий Достоевский был схоронен. В те времена над Русью встала тень И был посев кровавый ей взборонен. В те времена тяжелый гул стонал, Клубились слухи смутные в столице, И на Екатерининский канал Уже готовились идти убийцы. Должно быть, он, февральский этот зов, Мне колыбель качнул крылом угрюмым, Что отзвуки его на грани снов Слились навеки с самоварным шумом. Как уходящих ратей барабан, Всё тише бьют меня мои мгновенья, Но явственно сквозь вечный их туман Предвечное мне слышится шипенье. Всё так же мне о бытии пустом Оно поет, а вещий Достоевский
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату