— Схожу к наместнику.
— Ваша дочь будет отомщена, Баррингтон, — заявил Сэнвэн. — Они прошли во внутренние покои мимо кланяющихся секретарей. — Хочу познакомить вас с одним человеком.
Мартин был представлен стареющему благообразному мужчине, который поклонился ему.
— Меня зовут Цзэн Гофань. Я назначен командующим войсками в долине Янцзы.
«Китаец?» — удивился про себя Мартин. Сэнвэн же не выказывал ни малейшего беспокойства.
— Хочу представить вам моего помощника Ли Хунчжана, — сказал Цзэн Гофань.
Этот был гораздо моложе, не старше тридцати, но с очень решительным лицом и крепкой фигурой.
— Мы слышали о вашей личной трагедии, Баррингтон, — заметил Ли. — Ваша дочь непременно будет отомщена.
— Но сначала нам предстоит создать новую армию из остатков старой, — объяснил Сэнвэн.
Путешествие из Уху в Пекин стало самым ярким событием в жизни Лань Гуй. Раньше она и представить себе не могла, сколь огромен Китай. Разумеется, ей с детства разъясняли тот очевидный факт, что их страна очень велика, но это абстрактное утверждение оставалось поводом для гордости, не более того. Главное — осознать, что Срединное Королевство окружает внешний мир варваров. Не все варвары были длинноносыми и волосатыми и приплывали на кораблях. Не стоило забывать, что всего двести лет назад и сами маньчжуры считались варварами.
Где кончается Срединное Королевство и начинаются земли варваров, точно не знал никто. Много веков назад один китайский император начал возведение Великой стены для защиты от варваров, нападающих с севера. До прихода британцев эти варвары считались самыми опасными. Императоры династии Мин продлили стену, надеясь на ее неприступность. Но не было стен, способных защитить от варваров. В древности их всех называли Сюнну — люди, приходящие через разные интервалы времени, орды конных лучников, сметавших все на своем пути. Две тысячи лет страницы китайской истории пестрели рассказами о вторжении варваров. Как рассказывал ей Джеймс Баррингтон, воины Сюнну также предпринимали походы и на запад, во владения христиан и мусульман. Их называли по-разному: гунны, монголы, татары. Европа до сих пор помнит имя великого Чингисхана и его внука Кублайхана, который основал в Китае династию Юань. Но все враги, приходившие на землю Китая, рано или поздно были поглощены его несметным народом и мирной простотой китайской философии. Однако Нурхачи был уверен, что с маньчжурами подобного не случится и китайцы навсегда останутся подчиненным народом. Для этого он издал законы, касающиеся одежды и семейного уклада.
Лань Гуй считала, что движение тайпинов со временем сойдет на нет. Агрессоры и мятежники всегда терпели поражение или ассимилировались среди здравомыслящего большинства сильной нации, Империя останется нерушимой, как это было всегда. Народы окраин — вьетнамцы и тайцы, японцы, монголы, до сих пор скитающиеся по бескрайним просторам пустынь на западе, а теперь и эти длинноносые волосатые европейцы, гордо разгуливающие везде, точно знаменные, — пусть они изображают тщетные потуги верховодить в Китае на своих окраинах.
Путешествие из Уху в Пекин занимало три недели, и Хуэйчжэн выбрал самый простой и быстрый путь — он отправился по воде. Из Уху арендованный сампан по замедляющей течение Янцзы доставил их в Нанкин, а затем в Циньцзян. Река широким мощным потоком несла свои воды по обширной долине, которую люди в лодке почти не видели частично из-за глухой стены тростника, которым густо поросли берега, частично оттого, что сами берега были подняты насыпными дамбами в надежде удержать воды в случае паводка на реке.
По воде они проходили около пятидесяти миль в день и останавливались на ночлег либо в порту, если он оказывался неподалеку, либо просто причалив к берегу. Доплыв до Нанкина, они провели ночь за пределами городских стен. Лань Гуй очень хотелось взглянуть на древнюю столицу страны, но Хуэйчжэн запретил кому бы то ни было сходить на берег. Ему не хотелось, чтобы о нем узнал кто-либо, и прежде всего, наместник.
Итак, Лань Гуй оставалось любоваться Нанкином с палубы их судна, стоящего на якоре рядом с еще несколькими сампанами, покачиваемыми течением. Все, что она могла видеть, — величественность стен и крыши пагод старого императорского дворца, высящегося позади них.
— Пекин гораздо величественнее, — заверила ее Шэань.
От Нанкина река повернула на восток и вынесла их к Циньцзяну. Город был знаменит тем, что возле него Великий канал с севера подходил к реке и продолжался на юг до города Ханчжоу. Лань Гуй никогда не приходилось видеть одновременно так много сампанов и океанских судов. Часть из них стояли на якоре, другие с трудом, боком, словно крабы, пересекали реку, борясь с течением.
На следующий день путешественники вошли в Великий канал.
Несмотря на врожденный маньчжурский национализм Лань Гуй была вынуждена признать тот факт, что канал, как и Великую стену, построили китайские императоры. Канал был заложен так давно и прокладывался так долго, что никто уже не мог сказать наверняка, какой из императоров отдал распоряжение о его строительстве. Идея создания канала приписывается Ши Хуанди — первому императору Китая, жившему две тысячи лет назад, а на сооружение ушло более тысячи лет. Большая часть из того, что известно о Ши Хуанди, считается легендой, но он по праву остается величайшей личностью в истории страны, превосходя даже самого Конфуция. И его имя — Хуанди — становилось синонимом слова «император», когда речь заходила о древности.
Не важно, начинал ли Ши Хуанди или кто другой строительство Великого канала, он оставался поразительным сооружением и прославлял того, кто его придумал, а не того, кто проложил. Канал преодолел все естественные преграды на своем пути протяженностью в тысячу миль. Течение в нем было гораздо медленнее, чем в реке, и путешественники уже не могли покрывать за день такие же расстояния. Однако плавание само по себе представляло большой интерес. Первые несколько дней по обеим сторонам тянулась равнинная местность, и глазу не на чем было остановиться, хотя активная жизнь людей наблюдалась повсюду: и на воде, и по берегам. Канал был не очень глубоким, и местами его берега начали обваливаться, к тому же движению часто препятствовали заросли водяных лилий, листья некоторых достигали нескольких футов в ширину, и экипажу сампана приходилось буквально расталкивать растения перед носом судна.
Неделю спустя сампан вошел в череду озер. Некоторые из них оказались столь велики, что по нескольку дней путники не видели берегов, хотя иногда канал возвращался в свое обычное русло, поросшее тростником. То был самый беспокойный отрезок пути, так как семейство Хуэйчжэна осадили полчища москитов. Наконец озера закончились, и сампан вошел в великую Хуанхэ — Желтую реку, названную так из-за огромного содержания в воде желтого ила, смываемого с гор. Экипаж с трудом пересек широкий поток — Желтая река по величине уступала только Янцзы, — и судно стало двигаться быстрее. Теперь уже явственно чувствовалось, что вокруг — северный Китай. Ландшафт стал скалистым, и обработанные земли по берегам были засеяны пшеницей и ячменем, а не рисом.
Таким образом, через две недели после отплытия из Уху Хуэйчжэн с домочадцами прибыл в Тяньцзинь на реке Вэйхэ. Здесь была сделана остановка на ночь, а затем, миновав Вэйхэ, они возвратились в канал, который шел параллельно реке до города Дунчжоу, от которого до Пекина оставалось всего не сколько миль. И вот, наконец, канал свернул в сторону от реки и вывел к высоким пурпурным стенам столицы.
Они вошли в город через Юньдинмэнь, или Императорский парк. Взгляд Лань Гуй в первый момент приковала к себе роща белых сосен, но потом ей стало не до природы, так как ее внимание привлекли чудеса, созданные человеческими руками. Вообще-то их вступление в город выглядело несколько разочаровывающим: небо затянули свинцовые облака, и повсюду, куда ни ступи, стояли лужи грязной воды. Над головами пронзительно кричали грачи. Семья бывшего управляющего путешествовала на лодке, лошадей они, естественно, взять с собой не могли и теперь шли пешком. Их обувь вскоре промокла и
