Кутькова.

– Факты какие? - спросил Коля.

– А вот, - Трепанов взял со стола бумагу. - Начальник охраны Госбанка сообщил, что все шоферы у них специально проинструктированы о том, что останавливаться в пути во время перевозки Ценностей категорически запрещено!

– А патрули? - спросил Афиноген.

– А патрули не должны задерживать эти машины. Их всего три. Номера известны и чекистам, и нашим постовым милиционерам. По обстановке на месте происшествия, по следам на снегу видно, что несколько человек остановили автомобиль Бахарева! Причем Бахарев затормозил сам, а не потому, что улицу, скажем, перегородили… Я же говорил, свидетели видели из окон!

– Имею предложение, - встал Никифоров. - Бахарева проверить по службе и дома. Беру на себя.

– Добро, - кивнул Трепанов.

– У меня на участке дом четырнадцать, по Неглинному, - сказал Афиноген. - В прошлом году наши преследовали Кутькова, загнали во двор этого дома, а там Кутьков исчез, как сквозь землю провалился! Я проверю еще раз, что там было, а?

– Бери себе в помощь Кондратьева, - распорядился Трепанов. - Разрешаю десять минут покурить - и к делу…

Вышли в дежурку. Афиноген сунул Коле ладонь лодочкой, сказал: - Держи пять. Афиноген Полюгаев… Из рабоче-крестьян.

– Как это? - удивился Коля.

– Отец - рабочий. Мать - крестьянка. В моем лице имеем результат соединения рабочих и крестьян, понял? - Афиноген рассмеялся. - А ты, я смотрю, к юмору не склонен…

– К чему? - настороженно переспросил Коля.

– К смеху, - объяснил Афиноген.

– Кончай базар, - Никифоров затоптал окурок. - Пошли…

– А как себя вести? - наивно спросил Афиноген.

– Матом не ругаться, рук не распускать, - серьезно сказал Никифоров.

– Иоанн-Златоуст! - с восторгом воскликнул Афиноген. - Суворов! - добавил он.

– А при чем тут Суворов? - подозрительно спросил Никифоров.

– Из уважения к вам!

Афиноген говорил почтительно, серьезно, но Коля понял, что он посмеивается над суровым Никифоровым. Коле стало жалко Никифорова, и, чтобы его выручить и поддержать, Коля сказал:

– Никифоров! А ты можешь научить меня правильным действиям при личном обыске?

– Само собой! - обрадовался Никифоров. - Где у меня пистолет, найди!

Коля начал его обыскивать, но ничего не нашел. Никифоров рассмеялся и резко выбросил вперед правую руку. Маленький черный браунинг послушно лег ему в ладонь.

– Резинка в рукаве, - объяснил Никифоров. - А на резинке пистолет, запоминай, когда-нибудь пригодится. А кольт ты носи не в кобуре, а за поясом брюк. Афиноген, покажи!

Афиноген лихо выдернул свой наган из-под пиджака.

– Видал? - снова обрадовался Никифоров. - У нас, брат, оружие не для формы, а для отражения внезапного нападения или для задержания преступника. В кобурах пусть начальство носит.

– Ну, я думаю, ваш Трепанов тоже не лыком шит, - с уважением сказал Коля. - Так что ты начальство не презирай.

– Между прочим, Трепанов, - строго вставил Никифоров, - не начальство, а старшин товарищ, запомни. Он опытнее и умнее нас. Я так считаю, что это единственный… как его?

– Критерий, - подсказал Афиноген.

– Вот! - кивнул Никифоров. - Единственный… При назначении любого человека на должность начальника. А теперь - разошлись, Вы - в дом четырнадцать, а я - к Бахареву.

Бахарев жил на Тверской-Ямской в старом двухэтажном доме с маленькими окнами и облупившейся штукатуркой.

Никифоров пригласил двух понятых и сломал замок на дверях бахаревской комнаты.

Это было унылое холостяцкое жилище. Пахло пылью, застарелым потом - в углу, на газете, лежало сваленное в кучу белье - и чем-то еще - неуловимым и мерзким… Никифоров нашел на подоконнике початую банку с фиксатуаром, понюхал и сморщился от отвращения.

– Любили-с, - заметил один из понятых, сосед Бахарева по квартире. - Бывало-с из ванной по часу не выходили-с… Угрей все из носа давили. Или волосы и усики расчесывали и этой вот дрянью мазюкали- с.

– К нему кто-нибудь приходил? - спросил Никифоров. - Женщины? Были пьянки? Эти… оргии?

– Никак-с нет-с, - поклонился понятой. - Тихо-с жили-с.

В гараже Госбанка все, к кому ни обращался Никифоров, недоуменно пожимали плечами. Нет, ничего предосудительного за Бахаревым не замечали. И более того: он был отзывчив, охотно давал деньги в долг, на женщин не заглядывался, спиртного в рот не брал… 'Наша профессия не позволяет…', - объяснил Никифорову красноносый завгар, прикрывая рот ладошкой. Никифоров совсем уже было отчаялся и собрался уходить, но на всякий случай решил заглянуть в канцелярию управления делами - посмотреть личное дело Бахарева. Это дело все равно бы прислали в МУР - Трепанов его затребовал, но Никифорову хотелось хоть что-нибудь сделать самому, и он попросил у румяной сероглазой секретарши в старорежимных золотых сережках папку с личным делом шофера. Секретарша бросила на красавчика Никифорова многозначительный взгляд и небрежно швырнула папку на стол.

– Все вы, мужчины, одинаковы, - сказала она томно.

Никифоров перелистал папку. Дело как дело, обыкновеннейшая биография. Из рабочих, сочувствующий, был на фронте… Ну, что еще? Родители умерли, близких родственников нет.

– А чем же мы одинаковы? - спросил Никифоров и закрыл папку. - Вас как звать-то?

– Таня, - секретарша покраснела. - А тем, что он тоже липнул-липнул, да и сгинул, - она зло сверкнула глазами. - Вы извините, но я всегда говорила, что интеллигентной девушке такое быдло не пара, а он к тому же еще и лгун первостатейный!

– И чего же товарищ Бахарев лично вам наврал? - лениво спросил Никифоров.

– То-ва-а-рищ, - протянула она презрительно. - Знали бы вы, какой он товарищ. А наврал он то, что жениться обещал! - выкрикнула она.

– Тише… - Никифоров оглянулся. - Можете отлучиться со мной на полчаса?

– Смотря зачем… - Она игриво посмотрела на него и покраснела.

– Не за этим, - Никифоров тоже покраснел и разозлился. - Просто здесь неудобно разговаривать!

…На улице он подвел ее к извозчичьей пролетке, усадил и сам сел рядом.

– К разговору нашему не прислушиваться! - приказал Никифоров извозчику.

Поехали. Мягко цокали по заснеженной мостовой подковы. Таня зябко прижалась к Никифорову:

– Хорошо-то как… Будто до революции…

– Я вот тебе дам, - нахмурился Никифоров. - Настроение у тебя явно не то…

– У Бахарева вашего то… - сказала она обидчиво. - Он ко мне полгода приставал, а я - от ворот поворот. Не пара он мне.

– Ишь ты, - презрительно хмыкнул Никифоров. - Разборчивая.

– Подумаешь, шоферюга… - Она пожала плечами. - Мне надо не играться, а жизнь устраивать. Ну, пригласил он меня в 'Яр', для сближения. Выпили. Он шампанского достал. Разговорился. Ты, говорит, думаешь, я - рабочий? Я говорю: а кто же ты? Тогда он говорит: а если бы я был, скажем, дворянин? Ты бы вышла за меня окончательно? Я говорю: если деньги есть и ты меня можешь обеспечить по гроб жизни, - выйду! Тогда он подзывает из-за соседнего столика толстого и лысого дяденьку в пенсне и говорит: знакомься, Таня, это есть мой родной дядя, профессор императорского университета… Ну тот само собой ручку мне поцеловал, сказал, что я шарман и душка, и ушел.

– А Бахарев? - от удивления Никифоров забыл закрыть рот.

– А что Бахарев? - она наслаждалась растерянностью Никифорова. - Бахарев говорит: дядя все свое состояние мне завещал…