Леди Статфилд. Должно быть, очень, очень интересно писать на эту тему.
Келвиль. Это единственная тема, действительно имеющая в наши дни общенародное значение. Я намерен обратиться по этому вопросу с речью к моим избирателям перед открытием парламентской сессии. Я считаю, что беднейшие классы нашей страны проявляют заметное стремление к более высокому моральному уровню.
Леди Статфилд. Очень, очень мило с их стороны.
Леди Кэролайн. Вы стоите за то, чтобы женщины участвовали в политике, мистер Кеттль?
Сэр Джон. Келвиль, дорогая, Келвиль!
Келвиль. Постоянно растущее влияние женщин — это единственное в нашей политической жизни, что подает какую-то надежду на будущее, леди Кэролайн. Женщины всегда стоят за нравственность, и личную и общественную.
Леди Статфилд. Это очень, очень лестно слышать от вас.
Леди Ханстентон. Ах да! Нравственное достоинство женщины — вот что всего важнее. Боюсь, Кэролайн, что лорд Иллингворт не ценит нравственности в женщинах так, как следовало бы!
Леди Статфилд. В свете говорят, что лорд Иллингворт очень, очень безнравственный человек.
Лорд Иллингворт. Но какой свет говорит это, леди Статфилд? Тот свет, надо полагать. А с этим светом я в наилучших отношениях.
Леди Статфилд. Все, кого я знаю, говорят, что вы очень, очень безнравственный.
Лорд Иллингворт. Это прямо чудовищно, как люди себя ведут нынче: говорят у человека за спиной всю чистую правду.
Леди Ханстентон. Милый лорд Иллингворт совершенно безнадежен, леди Статфилд. Я давно оставила все попытки его исправить. Для этой цели надо было бы основать благотворительное общество с советом директоров и платным секретарем. Но ведь у вас уже есть секретарь, лорд Иллингворт, не правда ли? Джеральд рассказал нам, как ему повезло, — вы очень добры.
Лорд Иллингворт. Не говорите этого, леди Ханстентон. «Добрый» — ужасное слово. Мне с первого взгляда очень понравился молодой Арбетнот, и он будет мне весьма полезен в том, что я по своему безрассудству задумал сделать.
Леди Ханстентон. Это замечательный юноша. И его мать одна из самых близких моих приятельниц. Он только что пошел прогуляться с нашей хорошенькой американочкой. Ведь правда, она очень хорошенькая?
Леди Кэролайн. Слишком даже хорошенькая. Эти американки захватывают себе самых лучших женихов. Почему они не сидят у себя дома? Они же всегда твердят нам, что Америка — рай для женщин.
Лорд Иллингворт. Это так и есть, леди Кэролайн. Вот потому-то они и стремятся, подобно Еве, поскорее удрать оттуда.
Леди Кэролайн. А кто родители мисс Уэрсли?
Лорд Иллингворт. Американки удивительно ловко скрывают своих родителей.
Леди Ханстентон. Дорогой мой лорд Иллингворт, что вы хотите этим сказать? Мисс Уэрсли сирота, Кэролайн. Ее отец был, кажется, не то миллионер, не то филантроп, или и то и другое вместе; он оказал очень любезный прием моему сыну, когда тот был в Бостоне. Не знаю, право, на чем он нажил свои миллионы.
Келвиль. Я думаю, на американской мануфактуре.
Леди Ханстентон. А что это такое?
Лорд Иллингворт. Американские романы.
Леди Ханстентон. Как странно!.. Ну что ж, откуда бы ни произошло богатство мисс Уэрсли, я очень ее уважаю. Она необыкновенно хорошо одевается. Все американки хорошо одеваются. Они заказывают свои туалеты в Париже.
Миссис Оллонби. Говорят, леди Ханстентон, что после смерти хорошие американцы отправляются в Париж.
Леди Ханстентон. Вот как? А куда же деваются после смерти плохие американцы?
Лорд Иллингворт. О, они отправляются в Америку.
Келвиль. Боюсь, лорд Иллингворт, что вы недооцениваете Америку. Это весьма замечательная страна, особенно если принять во внимание ее молодость.
Лорд Иллингворт. Молодость Америки — это самая старая из ее традиций. Ей насчитывается уже триста лет. Послушаешь американцев, так можно вообразить, будто они все еще находятся во младенчестве. А во всем, что дело касается цивилизации, они уже впали в детство.
Келвиль. Без сомнения, политическая жизнь Америки сильно затронута коррупцией. Я полагаю, вы это имеете в виду?
Лорд Иллингворт. Не знаю. Может быть.
Леди Ханстентон. Говорят, с политикой нынче везде просто ужасно. Ив Англии, разумеется, тоже. Милый мистер Кардью просто губит страну. Не знаю, как это миссис Кардью ему позволяет. Вы, конечно, не думаете, лорд Иллингворт, что невежественных людей можно допускать к голосованию?
Лорд Иллингворт. Я думаю, что только их-то и следует допускать.
Келвиль. А разве вы не становитесь на чью-либо сторону в политике, лорд Иллингворт?
Лорд Иллингворт. Никогда и ни в чем не надо становиться на чью-либо сторону, мистер Келвиль. С этого начинается искренность, за ней по пятам следует серьезность — и человек делается непроходимо скучен. Тем не менее Палата общин — учреждение, в сущности, почти безвредное. Законодательным путем нельзя привести людей к добродетели — и это уже хорошо.
Келвиль. Вы не можете отрицать, что Палата общин всегда проявляла большое сочувствие к страданиям бедняков.
Лорд Иллингворт. Это ее болезнь. И вообще болезнь века. Надо бы сочувствовать радости, красоте, живой жизни. Чем меньше говорят о язвах жизни, тем лучше, мистер Келвиль.
Келвиль. Все же наш Ист-энд представляет собой весьма важную проблему.
Лорд Иллингворт. Совершенно верно. Это проблема рабства. А мы пытаемся разрешить ее, развлекая рабов.
Леди Ханстентон. Конечно, очень много можно сделать путем недорогих развлечений, как вы говорите, лорд Иллингворт. Наш милый доктор Добени, здешний пастор, зимой устраивает чудесные вечера для бедных. И очень много добра можно сделать, если показать им волшебный фонарь, дать послушать какого-нибудь миссионера или устроить еще что-нибудь популярное в этом роде.
Леди Кэролайн. Я решительно против развлечений для бедных, Джейн. Довольно с них одеял и угля. И без того высшие классы помешаны на удовольствиях. Нам в нашей современной жизни не хватает здоровья. А это нездоровое направление, совсем нездоровое.
Келвиль. Вы совершенно правы, леди Кэролайн.
Леди Кэролайн. Думаю, что я всегда права.
Миссис Оллонби. Отвратительное слово «здоровье».
Лорд Иллингворт. Самое глупое слово в нашем языке, а ведь хорошо известно, что такое распространенное в публике представление о здоровье. Английский помещик, во весь опор скачущий
