Сцена 6
Ножиков выскакивает на сцену. Он в старой офицерской фуражке со сломанным козырьком, в полувоенном френче того покроя, что носил Керенский, в тяжелых рабочих ботинках. В руке сумка с книгами, картами.
НОЖИКОВ (
Боком, оступаясь, вбегает бледный Толя, одетый в короткую шинель, сбитые яловые сапоги. Один рукав шинели заправлен за черный ремень с бляхой Министерства просвещения.
НОЖИКОВ. Ты еще с ними балакаешь? Если где действительно нельзя проходить, так там будет стена стоять с колючкой и автоматчиками. А если вышек нет, то иди, Толян, не думай! Иди, Толян… А не можешь идти — ползи… А ползти не сможешь — так ты духом прогрызайся! Сейчас у нас времени столько, Толян, что на все хватит. Мы сейчас каждую минуту или секунду можем рассматривать в микроскоп со всех сторон. Только вот… только нечего смотреть, а? Кроме последнего сражения. Давай мы его снова постелим.
Достает книги, расстилает карту на полу.
НОЖИКОВ. Маршал Василевский в своих мумуарах… А как правильно, Толян, мумуары или мамуеры? От слова «мумия» это происходит или от слова «мама»? Или от «муму»? Или от слова «мимо»? Да, вот, наверно, от слова «мимо»… ага… Мне нравится, Толян, что мимоары пишут, кто сам не стрелял. Они рассказывают, Толян, о том, как они хорошо умеют нас беречь. Вот, гляди, как они меня берегли с моим батальоном. Это красная стрела, а это синяя. И я от них сбоку нахожусь. Понял? Ты сюда смотри, Толян. На эти миры ты еще насмотришься. И начали они кидать в эти стрелы дивизии. Те кинут, эти кинут. Те кинут, эти кинут. Все подряд кидают! Главное, чтобы стрелы шли точно по карте. И мой батальон разведки, Толян, лучших разведчиков армии они кинули для того, чтобы вот эта линия, чтобы она как по линейки была. Что получилось? Пуля вошла сюда (
Уходит, возвращается с Федей, обняв его за пояс, закинув его руку себе за шею. Федя в драповом пальто, в кепке.
НОЖИКОВ. Коммунистов он сюда, видите ли, не пускает… Ты, Федя, учти, что здесь для тебя партийная дисциплина кончилась. Что хочешь вспоминай, Федя!.. Ну что, орлы? Пригорюнились?
ТОЛЯ (
Замолкает.
НОЖИКОВ. Вспоминай, Толян, вспоминай… А то от тоски не знаешь, куда деваться.
ТОЛЯ, Вспоминаю день в июне, Иванов день… Тепло, ночь… Какая-то дудка, как кукушка, посвистывает… И — ночь… Какая ночь!
Замолкает.
ФЕДЯ. А я вспоминаю, как был зверем. Вспоминаю голод. Голод! Я только голод помню. Только голод. Я клыками выгрызал мышей из земли. Вот здесь!
Втыкает палец в карту. Все смотрят на карту. Начинают двигаться вокруг нее.
НОЖИКОВ. Земля, это Земля!
ТОЛЯ. Наша Земля!
ФЕДЯ. Какие там поля!
НОЖИКОВ. Женщины!
ТОЛЯ. Какие ночи!
ФЕДЯ. Там Таня живет.
ТОЛЯ. Таня!
НОЖИКОВ. Как она меня целовала!
ФЕДЯ. Как жалела меня!
ТОЛЯ. Как писала! Какие письма!
НОЖИКОВ. О, Таня!
Собирают карту, книги в сумку.
ФЕДЯ. Да… Я ее помню… Я только ее помню…
ТОЛЯ. Да… Только ее…
НОЖИКОВ. Уйдем… У меня тоска… Я не могу вспоминать… Уйдем…
Уходят.
Сцена 7
Современная комната. На стене портрет Герцена. Тонких в спортивных брюках с лампасами, в рубашке, расстегнутой на груди, читает. Поздняя ночь. Входит Таня в халате.
ТАНЯ. Сколько времени?
ТОНКИХ. Два часа.
ТАНЯ. У меня снова бессонница.
ТОНКИХ. Но ты же спала.
ТАНЯ. А если я проснулась и не могу уснуть — как это называется?
ТОНКИХ. Это называется именно так, как ты это назвала.
Читает.
ТАНЯ. Пятьдесят лет назад…
