ТАНЯ. А как хорошо?

ФЕДЯ. Хорошо, когда все ясно, когда есть цель и большинство к этой цели идет. А когда начинают расползаться по одному, как я в том поле, это конец. Я это понял и уже себя не распускал.

ФЕДЯ. Я пойду уже.

ТАНЯ. Подожди. (Пауза.) Куда ты пойдешь? Ты с вокзала?

ФЕДЯ. Да… В ВУЗ пойду, общежитие дадут.

ТАНЯ. Не ходи никуда. Живи у меня. Мама моя умерла. Я одна.

ФЕДЯ. Но…

ТАНЯ. Нет у меня никого. Никого больше не хочу знать. Оставайся.

ФЕДЯ. Я… хорошо, хорошо, я останусь. Но, когда надо, я пойму. Я уйду. Тихо уйду и все.

ТАНЯ. Ты не понял меня. Ты совсем оставайся.

ФЕДЯ. Как ты… смотреть на меня будешь? Сравнивать. Тебе сейчас плохо, а потом? Потом ты оживешь, тебе жить захочется, любить.

ТАНЯ. Ты сам говорил, что красивые добрые. А я тоже красивая была.

ФЕДЯ. Я, когда к тебе шел, то думал, — а вдруг? Но такое только подумать можно. Не бывает так.

ТАНЯ. Бывает. Поняла я одну вещь. Женщине надо быть нужной кому-то. Кому-то стирать, готовить, за кого-то волноваться. Она не может жить одна, как вы. Когда она одна, то она не женщина. Здесь твой дом. Я сейчас пойду воду поставлю, помоешься с дороги, а потом я тебе перестираю все.

НОЖИКОВ (оглядываясь). Так… Все по-прежнему. Ждала?

ТАНЯ. Да.

НОЖИКОВ. А чего так невесело? У тебя кто-то есть?

ТАНЯ. Нет.

НОЖИКОВ. Помнишь? Все помнишь? Всю неделю, все ночи?

ТАНЯ. Помню.

НОЖИКОВ. Я тебе, Таня, сразу скажу. Верность я тебе не хранил. А ты мне?.. Ладно, ладно. (Пауза.) Сандуны работают еще? Не зачахли с тыловой сволочью? А то они здесь, мать такую, все места хлебные застолбили. Встретил одного, четыре года на баяне в ансамбле играл. Майор, в одних чинах, все пузо в орденах. Ладно, это мы разберемся… Скажи что-нибудь, что ты, как монахиня! Жить надо. Жить надо, Танька!..

ТАНЯ. Устала я очень.

НОЖИКОВ. Вот. Устала. А я для чего? Я для тебя, как эликсир жизни. Со мной ты танцевать будешь, петь, в Крым ездить! Детей мне будешь рожать! Пятерых. А я тебя за это любить буду. Так я тебя любить буду, как только могу!.. Да… Не дожили, не дожили ребята. А хороший был пацан, Толька, а? Помнишь ты его?

ТАНЯ. Помню, но… как же это?..

НОЖИКОВ. Я и матери его писал. Мать-то мне и сообщила все. В сорок втором под Ростовом накрыло снарядом и — что там остается? Да ничего. И праха нет… А Федор Матвеич? В первый месяц… в первый месяц! И как погиб? Один, в окружении, до последнего патрона… Я, говорит, тупой! Понимаешь? Тупой он был, слов иностранных не знал… Мы еще с тобой помянем их, помянем. И Тонких твоего помянем. Помнишь, у меня на дне рождения?.. Вызвал я его в коридор, думаю, сейчас будешь ты тут на коленях ползать, барин! Ну и вот, веду я его, конвоирую, а он культурненько оборачивается — тук мне, и я сижу. Встаю, чувствую — разнесу по перышку. А он мне слева, справа и снизу. Здесь уж я, надо сказать, лег. И лежал долго. Толян две бутылки принес, мы их на троих и раздавили. Ничего, оказывается, простой был парень. Головастый правда, и зубастый… Что это с то бой?

ТАНЯ. Нехорошо как-то… Сейчас пройдет… Так ты говоришь, Федя?..

НОЖИКОВ. Не будем об этом, Таня. Не надо. Будет день, и о погибших вспомним. А сегодня давай о живых. (Пауза.) Я очень грубый стал на войне, Таня. Ты меня пойми. И не перечь, я не люблю. Я сам пойму и прощенья попрошу… А?.. Ну, вот и хорошо. Покажи-ка, где здесь по мыться можно. А ты пока бельишко мне простирни.

ТОНКИХ. Я не должен был называть ваш адрес…

ТАНЯ (встав у окна, отгибает штору, смотрит вниз, в ночь). Ничего…

ТОНКИХ. Им нужен был хоть какой-то адрес… Вы знаете, если бумага не заполнена до конца по форме…

ТАНЯ. Что?

ТОНКИХ. Но что уж об этом… не надо… Вы одна живете?

ТАНЯ. Что?.. Да, одна.

ТОНКИХ. Как я запомнил адрес? (Оглядывает комнату.) Я же здесь не был ни разу.

ТАНЯ. А больше у вас… не было адресов?

ТОНКИХ. Как это?.. А-а… (Оправдываясь.) Так вышло… вы понимаете, надо было говорить сразу, не задумываясь… это очень важно, чтобы не задумываясь… Конечно, если подумать…