Что-то упало на пол и, сверкая, укатилось под стул: он уронил снитч, вытаскивая письмо. Он нагнулся, чтобы его подобрать, и тут свежая струя чудесных открытий принесла ему новый дар, и шок пополам с восхищением взорвались внутри него, так что он закричал.
— ОНО ЗДЕСЬ! Он оставил мне кольцо — оно в снитче!
— Ты… ты думаешь?
Гарри не понимал, почему Рон в замешательстве. Это было так очевидно, так ясно для Гарри: все подходило, все… его плащ был третьей Реликвией, а когда он найдет способ открыть снитч, у него будет вторая, и тогда все, что ему останется сделать — это найти первую Реликвию, Старшую Палочку, и тогда…
Но в этот момент словно занавес упал на залитую светом сцену: все его возбуждение, все его счастье и надежда выключились в один миг, и он стоял один в темноте; чудесные чары рухнули.
— Вот что он ищет.
Изменение в его голосе заставило Рона и Гермиону посмотреть еще более испуганно.
— Сами-Знаете-Кто ищет Старшую палочку.
Он повернулся спиной к их напряженным, скептическим лицам. Он знал, что это правда. Все сходилось. Волдеморт не искал новую волшебную палочку; он искал старую палочку, очень старую палочку. Гарри прошел к выходу из палатки, забыв про Рона с Гермионой, смотря в ночь, думая…
Волдеморт вырос в муглевом приюте. Никто не мог читать ему «Сказки барда Бидла», когда он был ребенком, в этом он совпадал с Гарри. Мало кто из волшебников верит в Реликвии Смерти. Возможно ли, что Волдеморт знает о них?
Гарри уставился в темноту… если бы Волдеморт знал о Реликвиях Смерти, наверняка он разыскивал бы их, он бы сделал все, чтобы завладеть ими: три объекта, которые делают своего хозяина повелителем Смерти? Если бы он знал про Реликвии Смерти, ему бы изначально не понадобились Хоркруксы. Да и тот простой факт, что он взял Реликвию и превратил ее в Хоркрукс — разве он не демонстрировал, что Волдеморт не знал об этом последнем гигантском волшебном секрете?
Это значило, что Волдеморт разыскивает Старшую палочку, не сознавая ее полной мощи, не понимая, что это одна из трех… ибо волшебная палочка была Реликвией, которую невозможно было спрятать, о существовании которой было известно лучше всех…
Гарри смотрел на облачное небо, на завитки дымчато-серого и серебристого цветов, скользящие на фоне белой луны. Он был слегка пьян от восхищения своими открытиями.
Он повернулся обратно внутрь палатки. Он был удивлен, увидев, что Рон и Гермиона стоят в точности там, где он их оставил; Гермиона по-прежнему держала в руках письмо Лили, Рон с несколько обеспокоенным видом рядом с ней. Неужели они не осознали, как далеко они прошли за последние несколько минут?
— Значит, так, — произнес Гарри, стараясь приобщить их к сиянию своей собственной поразительной уверенности. — Это объясняет все. Реликвии Смерти реальны, и у меня есть одна… возможно, две… — он поднял руку со снитчем, — а Сами-Знаете-Кто гонится за третьей, но он не понимает… он думает, что это всего лишь сильная волшебная палочка…
— Гарри, — сказала Гермиона, подойдя к нему и протягивая ему обратно письмо Лили. — Прости меня, но я думаю, что ты это понял неправильно, все неправильно понял.
— Но неужели ты не видишь? Все же сходится…
— Нет, не сходится, — ответила она. —
У него уже был готовый ответ.
— Но ты же сама сказала, Гермиона! Это все необходимо узнать самостоятельно! Это Поиск!
— Но я это сказала, только чтобы попытаться убедить тебя пойти к Лавгудам! — сердито закричала Гермиона. — На самом деле я в это не верю!
Гарри не обратил на ее слова никакого внимания.
— Дамблдор всегда давал мне все узнавать самому. Он разрешал мне испытывать мою силу, рисковать. Похоже, что он вполне мог бы это сделать.
— Гарри, это не игра, это не тренировка! Это настоящее, и Дамблдор оставил тебе очень ясные указания: найти и уничтожить Хоркруксы! Этот символ ничего не значит, забудь про Реликвии Смерти, мы не можем позволить себе уходить в сторону…
Гарри ее едва слушал. Он снова и снова вертел в руке снитч, почти надеясь, что он вдруг откроется, и там окажется Воскрешающий камень, и тогда Гермиона поймет, что был прав, что Реликвии Смерти действительно существуют.
Она воззвала к Рону.
— Ты же не веришь в это, правда?
Гарри взглянул на него. Рон заколебался.
— Нинаю… в смысле… кое-что из этого типа как сходится, — неуклюже забормотал он. — Но если посмотреть на все вместе… — он сделал глубокий вдох. — Я думаю, нам нужно избавляться от Хоркруксов, Гарри. Это то, что Дамблдор велел нам сделать. Возможно… возможно нам надо забыть об этих делах с Реликвиями.
— Спасибо, Рон, — сказала Гермиона. — Я подежурю первой.
И она широким шагом прошла мимо Гарри и уселась у входа в палатку, жестко прекратив обсуждение.
Но Гарри этой ночью почти не спал. Идея Реликвий Смерти захватила его, и он не мог дать себе отдыха, пока беспокойные мысли бурлили у него в голове: волшебная палочка, камень и плащ, если бы он только мог обладать ими всеми…
И палочка, Старшая палочка, где она была спрятана? Где ее сейчас искал Волдеморт? Гарри даже желал, чтобы его шрам вновь загорелся и показал ему мысли Волдеморта, потому что впервые за все время он и Волдеморт объединились в своем желании заполучить одну и ту же вещь… Гермионе, конечно, это бы не понравилось… но с другой стороны, она не верила… Ксенофилиус был прав, в некотором смысле…
Уже почти утром он вспомнил о Луне, одиноко сидящей в камере в Азкабане, окруженной дементорами, и внезапно ему стало стыдно за самого себя. В своих лихорадочных размышлениях о Реликвиях он совсем про нее забыл. Если бы только они смогли ее выручить… но дементоры в таких количествах были абсолютно непобедимы. Кстати, подумав про это, он вспомнил, что еще не пробовал вызвать Патронуса с помощью терновой палочки… утром надо будет попробовать…
Если бы только он мог заполучить волшебную палочку получше…
И желание обрести Старшую палочку, Гробовую палочку, непобедимую, необоримую, вновь поглотило его…
На следующее утро они собрали палатку и двинулись дальше под унылым дождем. Ливень преследовал их до самого побережья, где они натянули палатку на эту ночь, и продолжался всю неделю, орошая мокрые ландшафты, казавшиеся Гарри холодными и унылыми. Он был в состоянии думать исключительно о Реликвиях Смерти. Это было словно пламя, горящее внутри него, и ничто, ни упрямое неверие Гермионы, ни постоянные сомнения Рона — ничто не могло это пламя затушить. И все же, чем сильнее стремление к Реликвиям горело в нем, тем менее радостным он становился. Он винил в этом Рона и Гермиону: их упорное безразличие действовало угнетающе на его настроение в не меньшей степени, чем
