Он вышел из комнаты, они услышали, как открылась входная дверь, но Дадли по-прежнему не двинулся с места, и тетя Петуния, сделав несколько неуверенных шагов, также остановилась.

— Ну что еще? — пролаял дядя Вернон, вновь появляясь в дверях.

Похоже было, что Дадли боролся с собственными мыслями, слишком сложными, чтобы он мог обратить их в слова. Спустя несколько мгновений тяжелой внутренней борьбы он наконец спросил:

— Но куда он тогда пойдет?

Тетя Петуния и дядя Вернон переглянулись. Дадли их явно пугал. Молчание прервала Эстия Джонс.

— Но… ведь вы же знаете, куда направится ваш племянник? — с изумленным видом спросила она.

— Конечно, знаем, — ответил дядя Вернон. — Он уйдет с кем-то из вашей шатии, так? Ладно, Дадли, пошли в машину, ты слышал этого человека, мы спешим.

Вновь дядя Вернон промаршировал до входной двери, и вновь Дадли за ним не пошел.

— Уйдет с кем-то изнашей шатии?

Эстия явно чувствовала себя оскорбленной. Такую реакцию Гарри уже встречал: ведьмы и волшебники были просто парализованы, узнав, насколько мало знаменитый Гарри Поттер интересует его ближайших родственников.

— Все нормально, — заверил ее Гарри. — Это не имеет значения, честное слово.

— Не имеет значения? — повторила Эстия, и ее голос пошел вверх, предрекая бурю. — Эти люди что, не понимают, через что ты прошел? В какой опасности ты находишься? Какое уникальное место ты занимаешь в сердцах всех, кто борется с Волдемортом?

— Э… неа, не понимают, — подтвердил Гарри. — Они считают, что в доме я занимаю место зря, да, но я привык к…

— Я не считаю, что ты только зря занимаешь место в доме.

Если бы Гарри не видел, как шевелятся губы Дадли, он бы не поверил своим ушам. Пораженный, он смотрел на Дадли в течение нескольких секунд, прежде чем осознал, что да, это именно его кузен произнес; Дадли, в свою очередь, покраснел. Гарри был смущен и ошеломлен.

— Ну… э… спасибо, Дадли.

Дадли вновь, похоже, боролся с мыслями, слишком неуклюжими, чтобы их можно было выразить, после чего пробормотал:

— Ты спас мне жизнь.

— Не совсем так, — произнес Гарри. — Твою душу тот дементор забрал бы, да…

Он с любопытством посмотрел на своего кузена. Они практически не общались между собой в это лето, да и в предыдущее тоже, поскольку Гарри приезжал в Оградный проезд на очень короткий срок и проводил время в основном у себя в комнате. Сейчас, однако, до Гарри дошло, что чашка холодного чая, на которую он наступил этим утром, возможно, вовсе не была ловушкой. Хотя Гарри был весьма тронут, но в то же время он ощутил облегчение от того, что Дадли явно исчерпал свои возможности по выражению чувств. Открыв рот еще раз или два, Дадли покраснел еще больше и замолчал.

Тетя Петуния разрыдалась. Эстия Джонс кинула на нее одобрительный взгляд, сменившийся на оскорбленный, когда тетя Петуния бросилась вперед и обняла Дадли, а не Гарри.

— А… ах ты мой хороший, Даддерс… — всхлипывала она на его широкой груди, — м-мой милый м- мальчик, с-сказал спасибо…

— Но он вовсе не сказал спасибо! — неодобрительно воскликнула Эстия. — Он только сказал, что Гарри не просто занимал место в доме!

— Да, но от Дадли это все равно что «я тебя люблю», — ответил Гарри, разрываясь между раздражением и желанием рассмеяться, глядя, как тетя Петуния продолжала стискивать в объятиях Дадли, словно он только что вытащил Гарри из горящего здания.

— Так мы идем или нет? — взревел дядя Вернон, в очередной раз появляясь в дверях гостиной. — Мне казалось, что у нас плотный график!

— Да — да, так и есть! — Дедалус Диггль все это время наблюдал за происходящим с весьма озадаченным видом, но после слов дяди Вернона явно взял себя в руки. — Нам действительно уже пора. Гарри… — он бросился вперед и пожал гаррину руку двумя своими. — …удачи. Я надеюсь, мы еще встретимся. Все надежды волшебного мира на тебя.

— О, — ответил Гарри. — Ага. Спасибо.

— Прощай, Гарри, — Эстия тоже пожала ему руку. — Наши мысли будут всегда с тобой.

— Надеюсь, все будет хорошо, — сказал Гарри, глянув на тетю Петунию и Дадли.

— О, я уверен, что мы в конце концов станем друзьями не разлей вода, — весело произнес Дедалус, взмахнув шляпой и покинув комнату. Эстия последовала за ним.

Дадли мягко освободился от объятий матери и подошел к Гарри, который подавил возникшее у него желание припугнуть его магией. Затем Дадли протянул ему свою огромную розовую руку.

— Черт возьми, Дадли, — сказал Гарри на фоне возобновившихся всхлипов тети Петунии, — неужто дементоры сделали из тебя другого человека?

— Нинаю, — пробормотал Дадли. — До свидания, Гарри.

— Ага, — Гарри протянул свою руку и обменялся с Дадли рукопожатием. — Может, увидимся еще. Береги себя, Большой Ди.

Дадли почти удалось улыбнуться, после чего он неуклюже выбрался из комнаты. Гарри расслышал его тяжелые шаги по гравийной дорожке, затем хлопнула дверь автомобиля.

Тетя Петуния, чье лицо было погружено в носовой платок, при этом звуке огляделась. Похоже, она совсем не ожидала остаться наедине с Гарри. Поспешно запихнув мокрый носовой платок в карман, она сказала: «Ну — пока» — и зашагала к двери, не глядя на него.

— Пока, — ответил Гарри.

Тетя Петуния остановилась и оглянулась. Какое-то мгновение Гарри испытывал необычное чувство, что она хочет ему что-то сказать: она окинула его странным, неуверенным взглядом, и, казалось, слова вот-вот сорвутся с ее губ — но затем, чуть дернув головой, она поспешила прочь из комнаты вслед за мужем и сыном.

Гарри взбежал обратно в свою спальню и добрался до окна как раз вовремя, чтобы увидеть, как машина Дурслей выворачивает с подъездной дорожки и едет прочь по улице. Цилиндр Дедалуса был отчетливо виден на заднем сиденье, между головами тети Петунии и Дадли. Доехав до конца Оградного проезда, машина свернула вправо, ее окна взблеснули алым, отразив свет садящегося солнца, и она исчезла.

Гарри взял клетку Хедвиг, свою Молнию и рюкзак, внимательно окинул последним взглядом ставшую неестественно чистой спальню и начал медленно и осторожно спускаться вниз в прихожую, где и разместил клетку, помело[20] и рюкзак у подножия лестницы. Стремительно темнело, вся прихожая погрузилась в сумеречные тени. Это было очень странное ощущение — стоять здесь в полной тишине и знать, что скоро он покинет этот дом в последний раз. Давным-давно, когда Дурсли оставляли Гарри дома одного, уезжая развлекаться, часы одиночества были редкой радостью: задержавшись только для того, чтобы свистнуть что-нибудь вкусненькое из холодильника, он мчался наверх поиграть на компьютере Дадли или включал телевизор и щелкал каналы в поисках чего-нибудь интересного. Сейчас, вспоминая эти случаи, он испытывал странное ощущение пустоты; он словно вспоминал младшего брата, которого больше нет.

— Не хочешь последний раз глянуть на этот дом? — спросил Гарри у Хедвиг, по-прежнему обиженно прячущей голову под крыло. — Мы никогда больше сюда не вернемся. Ты не хочешь вспомнить все хорошее, что было? Я имею в виду, глянь на этот коврик у двери. Какие воспоминания… Дадли на него вырвало после того, как я спас его от дементоров… оказалось, что он таки способен испытывать