— А Морфин так никогда и не понял, что он этого не делал?

— Никогда, — сказал Дамблдор, — Как я уже сказал, он дал полное и очень хвастливое признание.

— Но у него же всё это время была и настоящая память!

— Да, но чтобы её извлечь, потребовалось бы очень искусная Легилименция, — сказал Дамблдор, — А зачем кому-то надо было лезть в его память, раз он сам признался в содеянном? Но я, однако, смог устроить себе свидание с Морфином за несколько недель до его смерти, когда я уже старался узнать как можно больше о прошлом Волдеморта. Извлечь это воспоминание было непросто. Когда я узнал, что оно содержит, я стал хлопотать, чтобы Морфина выпустили из Азкабана. Впрочем, он умер до того, как Министерство что-нибудь решило.

— Но как в Министерстве не поняли, что это с Морфином проделал Волдеморт? — со злостью спросил Гарри. — Он же, Волдеморт, был тогда несовершеннолетним в то время, разве не так? Я думал, они могут обнаружить, когда колдует несовершеннолетний!

— Ты совершенно прав, они могут отследить колдовство. Но — колдовство, а не колдуна: вспомни — ты получил предупреждение от Министерства за Парящие Чары, хотя на самом деле колдовал…

— Добби! — прорычал Гарри, эта несправедливость всё ещё терзала его. — Значит, если ты несовершеннолетний, и колдуешь в доме взрослой ведьмы или колдуна, Министерство не будет знать?

— Кто совершил волшебство, они на самом деле не будут знать, — сказал Дамблдор, слегка улыбаясь Гаррину негодованию. — Они полагаются на родителей, на то, что те следят за детьми в пределах своего дома.

— Но это же чепуха! — огрызнулся Гарри. — Посмотрите, что случилось здесь, что случилось с Морфином!

— Согласен, — сказал Дамблдор, — Кем бы ни был Морфин, он не заслуживал такой смерти, осужденный за преступления, которые он не совершал. Но уже поздно, а я хочу показать тебе ещё одно воспоминание перед тем, как мы расстанемся…

Дамблдор достал из внутреннего кармана ещё один хрустальный флакон, и Гарри тут же умолк, вспоминая, как Дамблдор говорил, что это — одно из самых важных воспоминаний, какие у него есть. Гарри заметил, что содержимое вытекало в Думоотвод медленно, как будто загустелое; или воспоминания могут прокиснуть?

— Это много времени не займёт, — сказал Дамблдор, когда флакон наконец опустел, — Мы возвратимся прежде, чем ты это сообразишь… Ну, ещё раз в Думоотвод…

И Гарри опять провалился сквозь серебряную поверхность, на сей раз приземляясь около человека, которого сразу узнал.

Это был Хорас Слизхорн, только много моложе. Гарри так привык к нему лысому, что при виде Слизхорна с густыми, сияющими, соломенными волосами даже смутился; выглядело так, будто он надел на голову сноп, хотя на макушке уже блестела лысина размером в галлеон. Усы, не такие мощные, как сейчас, были светло-рыжими. Он был не таким толстым, как знакомый Гарри Слизхорн, хотя золотым пуговицам на щедро расшитом жилете уже приходилось выдерживать определённый напор. Его короткие ноги покоились на бархатном пуфике, сам он сидел в удобном широком кресле, в одной руке бокальчик вина, другая роется в коробке замороженных ананасов.

Когда рядом появился Дамблдор, Гарри осмотрелся и увидел, что они стоят в кабинете Слизхорна. Вокруг Слизхорна, на сиденьях пожёстче и пониже, сидело с полдюжины мальчиков, все лет по пятнадцать-шестнадцать. Гарри сразу узнал Волдеморта. Он был самым красивым и выглядел, пожалуй, самым непринуждённым из всех мальчиков. Его правая рука небрежно лежала на подлокотнике; Гарри передернуло, когда он увидел на руке золотое с чёрным кольцо Дволлодера — Волдеморт уже убил своего отца.

— Сэр, а правда что Профессор Весельчак увольняется?

— Том, Том, даже если бы я и знал, я не мог бы тебе сказать, — сказал Слизхорн, укоризненно покачивая измазанным в сахаре пальцем; правда, эффект нарушало лёгкое подмигивание. — Мне бы следовало спросить, откуда ты черпаешь свою информацию, мальчик, что знает больше, чем половина учителей?

Ребус улыбнулся, остальные мальчики засмеялись, глядя на него с восхищением.

— И насчёт твоей удивительной способности знать вещи, которые не следует, и аккуратненького подлизывания к людям с положением… кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мое любимое…

Некоторые мальчики захихикали, и тут вдруг произошло что-то странное. Все комната внезапно наполнилась густым белым туманом, так что Гарри не мог ничего видеть, кроме лица стоящего рядом Дамблдора. Затем сквозь туман зазвенел голос Слизхорна, неестественно громко: — Ты ступаешь на кривую дорожку, мой мальчик, попомни мои слова…

Туман рассеялся так же внезапно, как и появился, и никто не обратил на него внимание, никто даже не выглядел так, будто здесь только что что-то произошло. В изумлении Гарри слушал, как маленькие золотые часы, стоящие на столе Слизхорна, били одиннадцать.

— Ух ты, неужели столько времени? — спросил Слизхорн. — Вам бы лучше расходиться, мальчики, а то у нас у всех будут проблемы. Лестранг, жду завтра ваше сочинение, иначе — наказание. Это и к тебе относится, Эйвери.

Слизхорн вытянул себя из кресла и понёс свой пустой стакан на стол, в то время как мальчики уходили один за другим. Волдеморт, тем не менее, отстал. Гарри мог поручиться, что он мешкал специально, желая остаться наедине со Слизхорном.

— Смотри, Том, — сказал Слизхорн, оборачиваясь и обнаруживая, что тот ещё не ушёл, — ты же не хочешь, чтобы тебя застукали в такой час не в постели, а ты ведь префект…

— Сэр, я хотел вас спросить…

— Спрашивай, мой мальчик, спрашивай.

— Сэр, я хотел спросить вас, что вы знаете про… про Раздел Сути?

И снова случилось это: густой туман, заполнивший комнату так, что Гарри не мог видеть ни Слизхорна, ни Волдеморта, а только Дамблдора, невозмутимо улыбающегося рядом. Потом голос Слизхорна снова загремел, в точности как раньше.

— Я ничего не знаю про Разделы Сути, а знал бы — всё равно ничего тебе не сказал! Теперь сейчас же убирайся отсюда, и чтобы я впредь не слышал, что ты их поминаешь!

— Ну вот и всё, — спокойно сказал Дамблдор Гарри. — Пора уходить.

И ноги Гарри оторвались от пола, чтобы, секундой позже, встать на коврик у стола Дамблдора.

— Это и всё? — сказал Гарри с недоумением.

Дамблдор говорил, что это самое важное воспоминание из всех, но он не увидел в нём вообще ничего особенного. Конечно, этот туман, и что его никто не замечал, это странно, но кроме этого ничего вообще не произошло, разве что Волдеморт задал вопрос, а ответа не получил.

— Как ты, наверное, заметил, — сказал Дамблдор, усаживаясь за свой стол, — эта память подчищена.

— Подчищена? — повторил Гарри, тоже присаживаясь.

— Точно. Профессор Слизхорн залез в собственные воспоминания.

— Но зачем он это сделал?

— Потому что, я думаю, вспоминать это ему стыдно, — сказал Дамблдор. — Он пытался переделать память, чтобы выставить себя в лучшем свете, и стёр те части, которые мне, по его мнению, видеть не следовало бы. Это, как ты мог заметить, сделано очень грубо, что нам на руку: это показывает, что настоящая память всё ещё там, под изменениями.

— И вот, Гарри, я впервые даю тебе домашнее задание. Твоей работой будет убедить профессора Слизхорна обнародовать настоящую память, что будет, несомненно, самой важной информацией из всей, что у нас есть.

Гарри уставился на него.

— Но, ведь, сэр, — сказал он, самым, насколько это было возможно, уважительным тоном, — зачем вам я — вы можете применить Легилименцию… или Веритасерум…