заняло у меня почти весь день до вечера.
Наконец Бен отпустил камень, и мне удалось удержать твердую веру, что он не упадет, несмотря на очевидность обратного.
Я услышал звук удара и посмотрел на Бена.
— У меня получилось, — сказал я спокойно, хотя чуть не лопался от гордости.
Бен искоса взглянул на меня, словно не совсем верил, но не хотел этого показывать. Он рассеянно крутанул камень на пальце, затем пожал плечами и снова положил его на ладонь.
— Теперь ты должен верить, что камень упадет и не упадет, когда я отпущу его, — ухмыльнулся Бен.
Этим вечером я лег спать поздно. Из носа у меня текла кровь, а на лице покоилась довольная улыбка. Я свободно удерживал в голове две отдельных веры и мирно уснул, убаюканный их диссонансом.
Умение одновременно думать о двух различных вещах великолепно повышало эффективность мышления и походило на пение дуэтом с самим собой. Это стало моей любимой игрой. После двух дней практики я мог петь трио. Скоро я научился мысленному эквиваленту тасования колоды и жонглирования кинжалами.
Было еще много разных уроков, хотя ни один не стал для меня настолько поворотным, как алар. Бен научил меня «каменному сердцу» — умственному упражнению, которое позволяло отбросить эмоции и предрассудки и думать о чем тебе угодно. Бен сказал, что человек, который действительно владеет «каменным сердцем», может не пролить ни единой слезинки на похоронах собственной сестры.
Он также научил меня игре под названием «ищи камень». Смысл ее заключался в следующем: ты заставлял одну часть разума спрятать воображаемый камень в воображаемой комнате. Затем другая часть твоего разума должна была найти его.
На самом деле это прекрасно учит мысленному контролю. Если у тебя действительно получается играть в «ищи камень», то ты развиваешь совершенно железный алар — именно тот, что необходим для симпатии.
И хотя умение одновременно думать о двух вещах чрезвычайно удобно, обучение этому в лучшем случае неприятно, а в худшем подрывает веру в себя, причиняя серьезное беспокойство.
Я помню, как однажды искал камень около часа, прежде чем позволил себе спросить вторую половину разума, где она спрятала камень, — только чтобы выяснить, что я не прятал камня вообще. Просто проверял, сколько продержусь, прежде чем сдаться. Вы когда-нибудь бывали одновременно злы на себя и смешны себе? Мягко говоря, интересное ощущение.
Иногда я просил подсказок и заканчивал насмешками над собой. Неудивительно, что многие арканисты слегка эксцентричны, если не совсем без башни. Как и говорил Бен, симпатия — занятие не для слабовольных.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
СВЯЗЫВАНИЕ ЖЕЛЕЗА
Я сидел в задке Бенова фургона. Для меня это было место, полное чудес: гнездо сотен бутылочек и свертков, пропитанных тысячью запахов. Здесь мой юный ум обычно находил куда больше интересного, чем в тележке лудильщика, но только не сегодня.
Прошлой ночью прошел сильный ливень, и дорога превратилась в вязкое болото. Поскольку труппу не связывал какой-либо график выступлений, мы решили переждать денек-другой, пока подсохнут дороги. Дело довольно обычное, но Бен счел его отличным поводом продолжить мое обучение. Поэтому я сидел за деревянным столом в фургоне Бена и бесился, что теряю день, слушая его рассказы о давно известных мне вещах.
Эти мысли, похоже, были написаны у меня на лице, потому что Абенти вздохнул и сел рядом со мной.
— Не совсем то, чего ты ожидал?
Я немного расслабился, зная, что этот тон означает временное избавление от урока. Бен сгреб со стола пригоршню железных драбов, позвенел ими в кулаке и посмотрел на меня:
— Ты научился жонглировать сразу? Пятью шариками, с самого начала? И кинжалами тоже?
Припомнив первый опыт жонглирования, я покраснел. Вначале Трип не позволил мне даже взять три шарика — заставил жонглировать двумя. И то я их уронил пару раз. Так я и сказал Бену.
— Правильно, — ответил Бен. — Освоишь этот трюк и сможешь научиться новому.
Я ожидал, что он встанет и продолжит урок, но он этого не сделал. Вместо этого он протянул мне горсть драбов.
— Что ты знаешь о них? — Он потряс монетки в горсти.
— В каком смысле? — уточнил я. — С точки зрения физики, химии, истории…
— Истории, — ухмыльнулся он. — Удиви меня знанием исторических подробностей, э'лир.
Однажды я спросил его, что означает э'лир. Он заявил, что это «мудрец», но так при этом скривил рот, что я усомнился в его правдивости.
— Давным-давно люди, которые…
— Насколько давно?
Я сдвинул брови с притворной суровостью:
— Примерно две тысячи лет назад. Кочевой народ, скитавшийся в предгорьях Шальды, объединился под руководством одного вождя.
— Как его звали?
— Хелдред. Его сыновьями были Хелдим и Хелдар. Ты хочешь услышать всю его родословную или мне можно перейти к делу? — Я смерил его сердитым взглядом.
— Прошу прощения, сэр. — Бен сел прямо и изобразил такое пристальное внимание, что мы оба расхохотались.
Я продолжил:
— Хелдред в конце концов стал контролировать предгорья Шальды — а значит, и все горы. Его люди научились сеять хлеб, кочевой образ жизни был забыт, и они постепенно начали…
— Переходить к делу? — ввернул Абенти, высыпая драбы на стол передо мной.
Я старательно проигнорировал его.
— Они контролировали единственный богатый и легкодоступный источник металлов в тех краях и скоро стали самыми искусными работниками по этим металлам. Воспользовавшись этим преимуществом, они обрели богатство и власть.
До тех пор самым обычным способом торговли был обмен. Некоторые большие города чеканили собственную монету, но вне этих городов деньги ценились на вес металла. Бруски металла лучше подходили для торговли, но много брусков было неудобно носить.
Бен скорчил гримасу студента, умирающего от скуки. Эффект слегка портили спаленные пару дней назад брови.
— Надеюсь, ты не собираешься рассуждать о сравнительных достоинствах валют?
Я тяжело вздохнул и решил впредь поменьше дергать Бена, когда он читает мне лекции.
— Теперь уже не кочевники, называемые «сильдим», были теми, кто устанавливал валютные стандарты. Разрезав маленький брусок на пять частей, ты получал пять драбов. — Я начал складывать два ряда по пять драбов, чтобы проиллюстрировать свою речь. Они напоминали маленькие бруски. — Десять драбов равняются медной йоте; десять йот…
— Достаточно, — вмешался Бен, заставив меня вздрогнуть. — Возьмем вот эти два драба. — Он протянул мне два кусочка железа. — Могли они получиться из одного бруска?
— На самом деле их наверняка отливают по отдельности… — Я умолк под его суровым взглядом. — Могли.
— Значит, между ними все еще есть что-то, их соединяющее? — Он снова пробуравил меня
